Читать книгу - "Каталог Латура, или Лакей маркиза де Сада - Николай Фробениус"

Я не работал. Наверное, все дело в этом, думал я. Наверное, этим объясняется моя тревога?

Какое-то наитие заставляло меня одеваться и бродить по покрытым инеем полям. Возле ветхих домов, на краю полей стояли Велиал, Моракс или Фокалор[15]... Призрачные фигуры с глазами странного цвета... потрепанная, однако весьма бодрая нечисть, на лицах которой все было не на своем месте... Они жгли костры под луной, сидели и разговаривали о конце времен... Не знаю, как я вернулся обратно в замок. Я лежал на кровати, смотрел в потолок и пытался понять, видел ли я все это на самом деле.

Неожиданно похоть, плетки, обильные обеды, подкупы, бешенство и экстаз – все куда-то исчезает. Конец этому наступает с приездом гонца из Парижа. Мать маркиза лежит при смерти. Он замер, зажав письмо в руке. Шепотом, не отрывая глаз от бумаги, отдал мне распоряжения. Велел отослать всех слуг, всех девушек, всех, кроме Готон и меня. Он хотел сразу же ехать в Париж.

Я еду в карете вместе со своим господином. Мы выехали из трактира еще затемно, оставив там другую карету, с мадам Рене и Готон. Темнота в карете такая же непроницаемая, как и снаружи. Над нашими головами угадываются очертания горной гряды, на горизонте видна лазурная полоска. Карета несется в Париж. По камням, лужам, под свисающими ветвями деревьев. Я подпрыгиваю на деревянном сиденье кареты. Маркиз спит. Неожиданно в его углу раздается кашель и я вижу светлые глаза. Я был уверен, что он спит. Теперь в темноте звучит его голос. Он впервые говорит о матери, которую никогда не знал по-настоящему. О дворце Конде.

– Во дворце была тысяча дверей. Я бегал по коридорам и кричал в открытые двери. Со мной было трудно справиться. Руки матери были слишком слабы, чтобы удержать меня. Я был избалованный маленький деспот. Всегда добивался своего. Менял желания и снова добивался своего. Потом появился принц, он был старше меня на четыре года, его доверили попечению моей матери. Принц Луи-Жозеф де Бурбон. Мой двоюродный брат. Взрослые велели мне называть его братом, я отказался. Принц горевал после смерти своих родителей. О, как все его утешали! Он вечно притворялся больным. Он был сыном герцога, и его кровь была голубее нашей, поэтому он считал, что ему принадлежит весь мир. Однажды я увидел его в комнате моей матери. Он стоял, прижавшись головой к ее животу. Меня вырвало. Потом меня мутило три дня. Мы играли во дворце между колоннами, в саду. Играли в библиотеке в карты. Принц на ходу изменял правила игры. Он жульничал более ловко, чем я. Рассердившись, я налетел на него. Он с ревом укрылся под лестницей. Мать заплакала, увидев его окровавленное лицо. Она сказала, что у него такой вид, будто его избил взрослый. Меня она не наказала. Мне хотелось, чтобы она наказала меня, высекла, но она меня не тронула. Просто отослала прочь. Сперва к тетке в Авиньон. Потом в замок к аббату. И так далее. Когда мне стукнуло десять, я вернулся в Париж, чтобы поступить в школу иезуитов. Я не узнал мать.

Маркиз закрыл глаза. На мгновение мне показалось, что он вообще ничего не говорил. Потом я услыхал его тяжелое дыхание, словно он пытался сдержать слезы.

Ну и что? Скоро она умрет. Будет так же мертва, как Бу-Бу. Но что с того? Он ее совсем не знал. Не знает. Так чего же ему будет недоставать? Ничего. Того, чего никогда не было. Тоска по тому, чего никогда не случилось. Или все-таки случилось? Как это называется, тоска или ненависть? Что у него осталось? Ничего. Забвение. Вино. Шлюхи. Так что же у него все-таки осталось? Фаллос. Плетка. Глаза. И злобная мечта, которая никогда не осуществится. Мечта уничтожить и человечество, и солнце.

Карета подъезжает к гостинице «Дания» на улице Жакоб. У портье маркиза ждет сообщение. Его мать уже умерла. Похороны состоятся через несколько дней. Маркиз выслушивает эту новость, отвернувшись в сторону. Я провожаю его в комнату. Мой господин тих. В комнате он ложится на кровать, тяжело дышит, лежит, закутавшись в пледы, похожий на неподвижную массу плоти.

– Я бы все равно не узнал ее, – бормочет он. Потом затихает, и кажется, что больше он никогда не произнесет ни слова. Я подхожу к кровати. Меня раздражает его измученное лицо. Я низко кланяюсь и спрашиваю, не пойти ли ему развлечься в бордель, может, это улучшит его настроение. Он непонимающе смотрит на меня. Молчит, закрывает глаза.

Я наклоняюсь над ним. Но не успеваю нашарить в кармане скальпель, как на меня накатывает тошнота, и я отхожу прочь.

Закрываю за собой дверь. Мимо меня по коридору, прихрамывая, идет лакей. Я подхожу к лестнице, опираюсь о перила. От слабости у меня дрожат колени, во рту привкус рвоты. Я пытаюсь глубоко и ровно дышать.

Внизу у стойки портье стоит инспектор Марэ в высоких сапогах и сюртуке с золотыми пуговицами. Старый полицейский внимательно осматривает вестибюль. Ему уже доложили о прибытии маркиза. Я смотрю на величественную фигуру инспектора. Неужели это конец? Меня вдруг охватывает паника.

Я отхожу от лестницы. Снимаю башмаки и босиком бегу по коридорам. Через открытое окно вылезаю на крышу. Скольжу по мокрой черепице, но успеваю схватиться за какое-то чердачное окно. Подтягиваю колени и через плечо гляжу вниз на улицу. Она далеко внизу. Оттуда до меня доносятся голоса. Один из полицейских инспектора Марэ выходит из кареты. Я пытаюсь открыть чердачное окно. Оно не поддается. Я через плечо смотрю на улицу. Дергаю раму. Вижу внизу инспектора Марэ, он ведет какого-то человека, это маркиз, они медленно идут по улице, полицейский открывает перед ними дверцу кареты, я дергаю раму окна, она не поддается, Марэ подсаживает маркиза в карету и садится следом за ним, я дергаю раму, она не поддается, карета катится по улице, я бью кулаками по окну и скольжу по черепице, карета двигается с места, я съезжаю по крутой крыше, пытаюсь перевернуться, вижу под собой улицу, она словно черная пасть, карета скрывается из глаз, я пытаюсь ухватиться за черепицу, царапаю руки, скольжу и наконец парю в воздухе.