Читать книгу - "Проводник электричества - Сергей Самсонов"

Ивану казалось мгновениями, что произволом Эдисона и силами вот этих девушек поставлен издевательский спектакль, и он, Иван, в нем — испытуемый и жертва, единственный, кто принимает эту открытость, приглашающую ласку в сияющих глазах за чистую монету, но с каждой минутой близится финал, когда все снимут эти ласково-участливые маски и бессердечно отчужденно расхохочутся. Но эта вот, вторая, с таким живым и честным любопытством смотрела на него, с таким каким-то людоедским аппетитом, что это начисто убило в нем привычную готовность наглухо замкнуться и показать врагу насупленные брови, упрямо сомкнутые губы и прочие ежиные колючки.

— Итак, его, как я уже сказал, зовут Иван, меня родители назвали Эдисоном и на том спасибо.

— Когда-то было модно в честь изобретателей. Это ты такой, папочка, старый?

— Ну, Сталина не видел, но Хрущева застал молодым.

— Я — Маша, это — Джемма. — Девчонка, что играла с Иваном, как с клубком, кивнула на блондинку, которая по-прежнему держалась не то чтоб отчужденно, строго, церемонно, но именно серьезно, почти что без улыбки, со значением «так запросто меня не купишь».

— Ну, значит, мы сели неправильно, — сказал Эдисон. — Мы с нею по идее образуем фракцию собачьих кличек, с девизом «наши предки типа выпендрились», а вы, Иван да Марья, — фракцию простонародья, класс крепостных крестьян… что, скажете, не так?

— Да нет, нормально сели, — вытолкнул Иван.

— Ну да, конечно, — хмыкнул дядька, — бедром к бедру лица не увидать. А так вы с Машей постоянно можете играть в гляделки. Смотри, Ордынский, все по-твоему выходит.

— Ну все, теперь нам всем завидуют, — сказал Маша с плутоватой гримасой, — те, кто у барной стойки. Как мы — раз-раз, и сели. — И вдруг вгляделась в Эдисона с Иваном подозрительно-насмешливо. — Ну и видок у вас вообще-то. Вы вместе очень странно смотритесь.

— А что тебя так напрягает?

— Ну, кое-кто кое-кому почти в отцы годится. Да и вообще вы слишком разные. Ты, папочка, такой прожженный, а Иван… стоп-стоп, мне кажется, я поняла. По-моему, кое-кто тут учит коего-кого знакомиться с девчонками… ну как? Я угадала?

— Зришь в корень, детка, что-то в этом роде.

— Отец выводит сына на охоту? — округлила бестия глаза.

— А что? Такого не бывает?

— Ну да, вы чем-то вправду похожи друг на друга.

— Ну, он мой дядя, — сознался Иван.

— Ну что, мы, может, выпьем что-нибудь? — проворчал Эдисон. — Мохиты-маргариты, чай-кофе там, горячий шоколад.

— Пожалуй, розовый «Мартини».

— Ты, может быть, еще и сигаретку попросишь у меня? Не надо тебе, Марья, разочаровывать Ивана, он — убежденный сторонник здорового образа жизни… Ну что, поскольку мои знания в области балета уже исчерпаны, тогда вы, может быть, расскажете нам что-то интересное?

— Что именно бы ты хотел услышать?

— Ну, расскажите нам о каторжном труде, об опыте преодоления, о жертвах во имя искусства. Скажи мне, это правда, что нет несчастья большего, чем если ты к тринадцати годкам обзаведешься грудью и округлишься в бедрах, то есть станешь, собственно, похожей на женщину? Что, надо, чтобы косточки торчали? Всех жирномясых что, и вправду вышибают пинком под зад и не дают дожить до выпускного? Ну, судя по вашей теперешней тонкости, великая чистка рубежного пятого класса обеих не коснулась совершенно.

— Это он так вот ничего не знает, — сказала Джемма с ложно-негодующей усмешкой.

— Сейчас вы нам все расскажете, детки, — свирепо завращал глазами Эдисон. — Колитесь давайте, как кто проходил контрольное взвешивание. Что, наедались за день до весов фуросемида и каждые пятнадцать минут бегали в сортир? Ходили с синяками под глазами, зато два с половиной килограмма минус.

— Да ну, у нас такого не было — зачем? Мне лично вообще не надо, — напыщенно-самодовольно заявила Маша. — Я хоть быка могу, хоть весь «Макдоналдс», и хоть бы мне хны. Зато вот Джемма… — взглянула на товарку плутовато: «ну, рассказывать?». Та передернула плечами. — Она у нас сидела чисто на твердом сыре и сухом вине и из-за этого всегда была такой веселой… ну и короче, да, такая приходит на экзамен — лай-ла-а-а!..

— Ну, ничего, подобная раскованность ей, полагаю, только пригодилась.

— Нет, стоп, откуда, папочка, ты все-таки столько знаешь?

— Женат был на вашей сестре, — сознался Эдисон.

— Да ну?! На ком? Мы знаем?

— Ну, на Беате, было дело.

— Ни хуяссе себе! — Теперь она таращилась на Эдисона уже в каком-то суеверном ужасе. — Ой-ой, простите. Да-а, попали мы с тобой, подружка. А расскажите… ой!.. это вы как же с ней, когда?

— В период между генералом Семипятницким и космонавтом Ивановым.

— И что, и что?

— Она меня бессовестно использовала, детка, для сгонки лишних килограммов.

— Фу! Ты был женат неоднократно, папочка? — спросила Маша сострадательно.

— Да у него от штампов в паспорте живого места нет, не видно, что ли? — сказала Джемма.

— У меня, — подтвердил Эдисон, — внутри такой вкладыш, и вот когда ты, значит, паспорт раскрываешь, оттуда такая гармошка до пола раскладывается, ну, где-то метра, думаю, на полтора.

— По-моему, у таких мужчин, — сказала Джемма, — тоже не все в порядке, мягко говоря.

— Ну ладно, теперь колитесь вы, — тут спохватилась Маша. — Раздели нас, как липку, а что сами? Ну, папочка, кто ты? Блин, стоп, по-моему, я знаю… знакомое лицо. По ящику, канал «Культура». Да он же этот, блин… — потешно шлепнула она себя ладошкой по лбу, — Камлаев, Эдисон Камлаев, ну типа Шнитке, да, почти такой же знаменитый.

Камлаев фыркнул, поперхнулся.

— А ты, Иван, чем занимаешься? — И бестия впилась в Ивана с такой несгибаемой уверенностью в том, что он, Иван, не может заниматься чем-то пустым и скучно-заурядным, с таким уже как бы готовым серьезным уважением, что у Ивана в горле кляпом встала немота: уверен был, что после разоблачения Эдисона никто о нем ни разу больше и не вспомнит… о нем и раньше-то не очень вспоминали, а теперь… теперь и вовсе примагнититься должны были навечно к великому дядьке. — По-моему, ты тоже музыкант.

— Вот тут промашка, детка, — сказал Камлаев. — Совсем не угадала. Иван хотел бы стать врачом. Причем нейрохирургом, ведь ковыряться в человеческих мозгах гораздо интереснее, чем в коленных суставах или там мочевых пузырях. Ну нормальная такая мечта для еврейского мальчика.

— Так ты еврей, Иван? Еврей Иван, — расхохоталась Джемма.

— Какой аспект еврейства тебя интересует, Джемма? — Опять Камлаев начал свою песню. — Обрезан ли чувак и что это дает тебе при близком знакомстве?

— Нет, погодите-погодите, — воспротивилась бестия. — Мне вот что интересно: ты окончательно уже определился… ну то есть ты не боишься, что тебе придется резать трупы?