Читать книгу - "Похищение Европы - Евгений Водолазкин"

К моему удивлению, князь положил свою миниатюрную руку на сжимавшую подлокотник кресла ручищу Билла. Я впервые был свидетелем такого жеста с его стороны.

— Игры в мессианство не ведут ни к чему хорошему. Ни к чему хорошему, Билл. Посмотрите, каким все это кончилось у нас грандиозным развалом. Это могло бы стать для вас уроком, только ведь никто не учится на чужих ошибках.

Загипнотизированный отеческим движением князя, Билл какое-то время не отвечал. По его напряженному лицу чувствовалось, что княжеская ласка для него неожиданна. Их совместное — рука в руке — сидение что-то мне чрезвычайно напоминало-то ли памятник Гете и Шиллеру в Веймаре, то ли окончание какого-то балета, где главные персонажи застывают в такой же монументальной благожелательности друг к другу.

Князь встал и долил всем коньяку. Самурай с интересом наблюдал за электрическими протуберанцами в наших бокалах.

— А вообще оправдать войну очень легко, — как-то почти сам себе сказал князь. — Любую. Покажите два раза плачущего ребенка, и большего, пожалуй, не нужно.

Как я уже говорил, мы с Настей почти не вмешивались в эти споры. Если Настя иногда и вставляла слово-другое, то обычно это бывали замечания по поводу высказываний американца. В какой-то момент мне стало казаться, что русско-американскую полемику она воспринимала гораздо серьезнее, чем Билл и даже князь. Что касается меня, то я ограничивался вопросами или, наоборот, ответами — если меня о чем-то спрашивали. Вместе с тем постоянное присутствие среди спорящих (а может быть, и ход войны, который стал меня по-настоящему задевать) постепенно пробуждало общественный темперамент и во мне. В один из апрельских дней в доме князя состоялся мой полемический дебют.

В этот день темой князя была экспансионистская политика Америки (Северной Америки, как он любил уточнять с деловитой миной). Камертоном обсуждения стало обоснование им того тезиса, что Косовская война является одной из ступеней на пути Америки к мировому господству. Билл в этот день выглядел усталым, и на фоне полной боеготовности князя его замечания казались особенно вялыми.

— Ну, хорошо, — сказал, наконец, Билл, — допустим, что Америка хочет захватить мир и править всеми народами. Но вы-то чего волнуетесь — вы же поклонник империй? Вот вам империя, какой еще не было на земле. Глобальная империя! У нее есть нравственная идея, она хочет сплотить весь мир — что же вам неймется?

Самурай вопросительно посмотрел на князя, полагая, что ответ будет сокрушительным.

— Нравственная идея? Ту пошлятину, которая Америке так нравится, я не считаю нравственной идеей. Для тех, кто эту жвачку производит, это — способ надувательства, для тех, кто ее потребляет, — проявление их, извините, простоты. Согласитесь, Билл, что ваше население в целом не отличается изощренностью мысли. — Как бы в подтверждение этого князь коснулся макушки ладонью. — Вы претендуете сейчас на Европу — включая, разумеется, и Россию. Но культурный уровень завоевателя не должен быть ниже уровня колоний. С чем вы к нам идете? Дисней, Голливуд, Макдональдс… Все, что вы до сих пор экспортировали за пределы своего государства, выглядит довольно-таки убого.

Князь встал, и вид его с каждой минутой становился все более обличающим. Обрушивая на наши головы все новые и новые молнии, он ходил взад и вперед за нашими спинами.

— Вы спекулируете понятием «демократия», которое давно уже обозначает у вас исключительно то, что выгодно Америке. Ваше стремление объединить народы не имеет ничего общего с нравственностью. Ничего. Вы разрушаете границы не для движения людей, а для движения капитала. Капитал же вы экспортируете для того, чтобы удесятерить его в тех странах, где рабочая сила ничего не стоит. Вы высасываете из них все соки, оставляя пустую оболочку, отбираете у них ресурсы, толковых специалистов, отбираете их собственную культуру! — Князь рухнул в кресло, но показал жестом, что он еще не закончил. — Тех же, кто сопротивляется, вы уничтожаете. Югославия — это образцово-показательное наказание непослушного. Сейчас вы не просто убиваете этих людей, вы целенаправленно бомбите мирные объекты, чтобы разрушить их экономику, чтобы завтра они сами приползли к вам на коленях! Так вот, в такую империю я — не хочу.

Я бросил взгляд на Билла и поразился его бледности. С минуту он сидел неподвижно, и его молчание становилось звенящим. Он был порядочно взбешен.

— Я хочу напомнить всем присутствующим, — американец заговорил тихо, и акцент его увеличился до неузнаваемости, — что я никого не убивал и ничего не разрушал, так что ваше «вы», — он довольно свирепо посмотрел на князя, — здесь неуместно. Могу также сказать, что ваши высказывания насчет моей страны меня особо не радуют. Если мы такие плохие, а вы такие хорошие, почему же все от вас бегут и никто не хочет иметь с вами дела? Все — включая бывшие советские республики! Никто их не упрашивал, никто их не тащил силой, но они побежали к нам так, что только пятки засверкали.

— Маленькие страны имеют психологию проститутки, — ответил князь, в упор глядя на американца, — все, что они могут себе позволить, это отдаться подороже.

— Так почему же они отдаются не вам? Потому что вы такие богатые и привлекательные?

— Было время, когда и к нам бежали. Притом добровольно, Билл. А может быть, и снова побегут? Мы восстановимся, и они побегут, а?

— Никогда!

С толстых губ Билла сорвалось несколько блестящих брызг и, приземлившись на подлокотнике кресла, превратились как бы в шляпки гвоздей. Одна из них угодила на жилет князя и теперь медленно таяла у его левого кармана. Все, в том числе Самурай, замерев, следили за воздушно-капельным шоу.

— Никогда, — повторил Билл менее уверенно. — А что они у вас видели, кроме армейской кирзы и лозунгов? Ваша страна не рассчитана на существование людей, там могут жить только идеи. Ваша мерка — вселенная, чего бы это ни касалось. В христианстве вы — богоносцы, в коммунизме — поджигатели мировой революции, и так далее. Вот вы рассказывали здесь о Макдональдсах. Я в них, как вы знаете, не бываю. Но я очень хорошо понимаю, почему среднестатистическому человеку так нравится их посещать, так же, как понимаю, почему он смотрит наши фильмы. Да, наша культура — во всех ее проявлениях — рассчитана именно на этого человека, ну и что в этом плохого? Мы — реалисты и потому живем хорошо. А вы задираете перед нами нос только потому, что имеете двух-трех писателей, которых давно уже никто не читает.

— У вас не читает, Билл, у вас.

— Знаете, князь, я задам вам простой вопрос: если вы такие умные и духовные, отчего же вы так дерьмово живете? И почему обратной стороной духовности непременно должны быть загаженные парадные, разбитые дороги и прочие прелести вашей жизни? Можете не отвечать. Не обижайтесь, пожалуйста, но я вам скажу, что не очень-то доверяю людям, которые сидят в рваных носках и рассуждают о мироздании. Тот, кто не может устроить свой быт, не имеет права рассуждать о бытии.

Князь смотрел на американца с новым вниманием, словно открывал в нем нечто, прежде ему неизвестное. Мне показалось, что напор Билла ему даже нравился. Не слыша возражений, американец несколько сбавил обороты.