Читать книгу - "Тайная слава - Артур Мейчен"

Мистер Ремнант, местный изобретатель всяческих теорий, был к тому же человеком в высшей степени праздношатающимся. Будучи еще совсем юношей, он получил в наследство весьма приличное состояние и по здравому размышлению решил, что за шесть лег безвылазного сидения в коллегии адвокатов ему основательно приелся вкус закона, что в высшей степени бессмысленно и далее утруждать себя прохождением переаттестаций по профессии, считать которую своей у него больше не было ни малейшего желания. А потому он закрыл свои уши для зова "кормушки" — колокольчика в зале адвокатского совета — и отправился слоняться по белу свету. Мистер Ремнант поездил по Европе, заглянул в Африку и даже сунул свой длинный нос на порог Востока, совершив путешествие но островам Греции и посетив Константинополь. Когда ему перевалило за середину пятого десятка, он прочно обосновался в Порте, который ценил за близость Гольфстрима и изобилие изгородей из фуксий[44]. Здесь любознательный господин предавался праздным странствиям по книжным полкам, изобретению собственных теорий и обсуждению местных сплетен. Он был не более бессердечным, чем прочая упивавшаяся подробностями таинственных преступлений публика, но именно для него распространившийся в округе ужас оказался самым настоящим благом. Он вникал, он исследовал, он докапывался до истоков со сладострастием человека, в жизни которого вдруг появилась изюминка, которой он уже и не ждал. С жадным вниманием прислушиваясь к свежим байкам о пчелах, собаках и петухах, поставляемым в Порт наряду с крестьянскими корзинками, набитыми маслом, кроликами и зеленым горошком, он в конце концов произвел на свет совсем уже потрясающую теорию.

Распираемый открывшимся ему светом истины, каковым мистер Ремнант почитал свою новую идею, он почти бегом отправился к доктору Льюису, чтобы выслушать его мнение по этому поводу.

Происшествие с необычным деревом

Снисходительно улыбаясь и внутренне готовясь познакомиться с новым чудовищным образцом доморощенного теоретизирования, доктор Льюис ввел Ремнанта в комнату с видом на опускающийся террасами сад и неспокойное закатное море.

Несмотря на то, что дом доктора находился всего в десяти минутах ходьбы от центра города, он соответствовал всем представлениям об английской усадьбе. Подъездная аллея тянулась от главной дороги через сумрачную рощу и плотные заросли кустарника; деревья со всех сторон обступали дом, сливаясь с соседними рощами, а далее, терраса за террасой, спускался вниз сад, постепенно переходивший в сплошную зеленую массу леса. Посреди леса, между рыжими скалами, причудливо вихляла тропа, упираясь в желтый песок небольшой укромной бухты. Комната, в которую доктор ввел Ремнанта, располагалась на втором этаже, а потому казалось, что она парила непосредственно над водной гладью. Балконная дверь была распахнута настежь, и внутрь вливалась приятная вечерняя прохлада. Доктор и его посетитель сидели в мягких креслах при ярком свете лампы — это было еще до того, как на Западе были введены строжайшие правила светомаскировки — и наслаждались чудесными ароматами сада.

— Полагаю, Льюис. — начал наконец Ремнант, — что вы уже слышали об этих необыкновенных происшествиях с пчелами и собаками, а равно и обо всем другом?

— Разумеется, слышал. Я выезжал по вызову в Плас-Невид и пользовал там Томаса Тревора, которому, кстати сказать, только сегодня немного полегчало. Кроме того, я выдал свидетельство о смерти бедняжки Мэри Тревор. Когда я приехал туда, она уже умирала. Нет сомнения, что ее насмерть закусали пчелы. Я вполне допускаю, что нечто похожее произошло и в Ллантарнэме, и в Моруэне. Надеюсь, до смертельного исхода там не дошло.

— Ну хорошо, а как насчет рассказов о старых овчарках, прежде отличавшихся добрым нравом, а потом вдруг рассвирепевших и "яростно набросившихся" на детей?

— Я не освидетельствовал данные случаи в качестве врача, но допускаю, что рассказы о них вполне правдивы.

— А женщина, на которую напал собственный петух?

— Абсолютно достоверный факт. Дочь смазала ей лицо и шею каким-то снадобьем собственного изготовления, а потом отправила ко мне. Раны как будто заживают, и я посоветовал продолжать лечение, чем бы они там его ни проводили.

— Прекрасно! — сказал Ремнант и вдруг заговорил с подчеркнутой выразительностью: — А не усматриваете ли вы связи между внезапным буйством животных и теми ужасающими происшествиями, которые случились в нашей округе за последний месяц?

Льюис в изумлении уставился на гостя. Он удивленно поднял свои рыжие брови, а потом, как бы одумавшись, опустил. В речи его неожиданно появились следы акцента, выдававшего его валлийское происхождение.

— Чтоб мне сгореть совсем! — воскликнул он. — Да что это на вас напало? Вы хотите сказать, что существует связь между тем, что пара пчелиных роев вдруг впала в ярость, некий пес озверел, а старый домашний петух разозлился, и сброшенными со скалы или забитыми насмерть на дороге несчастными? Вы же сами понимаете, что в этом нет ни капли здравого смысла.

— Напротив, я совершенно искренне склонен полагать, что во всем этом кроется великий смысл, — без тени волнения отвечал Ремнант. — Послушайте, Льюис, я ведь заметил, как вы усмехались, когда я заявил в клубе, что, на мой взгляд, все эти преступления совершены немцами, но только таким образом, о коем мы и понятия не имеем. Теперь я хочу объясниться. Говоря о всякого рода непостижимых вещах, я имел в виду, что Уильямсы и все прочие жертвы были умерщвлены неким таинственным способом, которого не существует не только в наших с вами представлениях, по и в современной научной теории. Иначе говоря, способом, о котором мы не только не знаем, но и ни на секунду не можем помыслить. Понимаете, куда я клоню?

— Более-менее. Вы просто хотите сказать, что этот способ абсолютно уникален. Допустим. Что же дальше?

Ремнант некоторое время колебался — отчасти из-за приятно щекочущего нервы ощущения зловещей природы того, о чем он собирался рассказать, отчасти из-за нежелания слишком быстро расставаться со столь гениальной догадкой.

— Ну так вот. — заговорил он наконец. — представьте себе, что перед нами два ряда однотипных явлений, обладающих весьма поразительными свойствами. Не кажется ли вам весьма резонным связать их воедино?

— А почему бы и нет? Подобную идею не раз высказывали самые высокочтимые философы. Более того, на ней, собственно, построено умение человека делать самые элементарные умозаключения. Но в чем вы здесь-то усматриваете связь? Несчастных Уильямсов на Хайуэе не жалили пчелы, не кусали собаки. А перепутанные лошади никого не сбрасывали со скал и не топили в болоте.

— Конечно, нет. Мне и в голову не приходило думать об этом. Очевидно, что во всех слу чаях, когда животные неожиданно впадали в ярость, причиной тому являлись страх, ужас и паника. Мы знаем, что ворвавшиеся в лагерь лошади обезумели от испута. Готов поклясться, что во всех остальных случаях, о которых идет речь, причина была та же самая. Все эти создания были подвержены инфекции страха, а испуганное животное, будь то жук, носорог или то и друтое вместе взятое, немедленно пускает в ход свое природное оружие, каким бы оно ни было. И если на пути впавших в панику лошадей поставить отделение солдат, то они, лошади то есть, непременно затопчут насмерть половину людей.