Читать книгу - "Моя жизнь с Евдокией - Людмила Старцева"

За месяц до 9 Мая в школе был объявлен конкурс на лучшую строевую песню о войне. От конкурсантов требовалось умение ходить строем под избранную ими песню, а потом изобразить краткое содержание того, чего пели.

Наша молодая и амбициозная классная, в просторечии — Саня, поставила перед нами задачу — занять первое место. Она забросила мужа и двух несовершеннолетних отпрысков, и по вечерам, после уроков, ходила с нами строем в школьном спортзале. Папа одного из учеников аккомпанировал нам на баяне. Саня, поддернув узкую юбку и сбросив туфли на шпильках, демонстрировала классу, как нужно правильно маршировать. Папа смотрел на Санины ноги, и не попадал пальцами по кнопкам музыкального инструмента.

Для завоевания первого места избрали песню про Зою. В смысле, Космодемьянскую. На роль Зои была назначена гордость класса — отличница, спортсменка и просто красавица Ирочка. Гестаповцами стали два оболтуса с последней парты, вечные второгодники и хулиганы. Тоже, в своем роде, гордость класса. Такие оглобли с уголовными лицами были только у нас.

По сценарию, написанному Саней, гестаповцы должны были схватить отважную Зою, заломить ей руки за спину и увести на казнь. Мальчик, которому нравилась Ирочка, тоже попросился в гестаповцы, чтобы иметь возможность прикоснуться к прекрасному. Но ему отвели роль народа, как, собственно, и всем нам. Народ должен был ходить кругами по залу и петь, в то время, как Ирочка сидела на корточках в углу и чиркала спичками, изображая поджог конюшни. В момент, когда мы трагически запевали «звезды в небе застыли и фашисты схватили Зою, отважную Зою», из-за сложенных стопкой матов выбегали гестаповцы и рысью бежали к поджигательнице. «Хэнде хох!» — жизнерадостно кричал первый гестаповец, в то время, как второй азартно выкручивал эти самые «хэнде». Отважная Зоя брыкалась, как необъезженная лошадь. На помощь первому гестаповцу, приходил второй, вдвоем они, сопя, заламывали героине руки за спину, от чего та начинала плакать и кричать «отстаньте, придурки!» Народ безмолвствовал. Мальчик, любитель Ирочки, скрипел зубами.

Как бы там ни было, но день конкурса наступил. В актовом зале собралась вся школа, включая уборщиц и буфетчицу. Мы жутко волновались и бегали смотреть в зал через щелочку в занавесе. Первый ряд занимало жюри во главе с директором школы. И это тоже действовало на нервы.

Пришло время нашего выступления. Народ промаршировал четким строем под папин баян, мы слаженно пропели про то, как звезды в небе застыли, гестаповцы изловили Зою, заломили ей руки и увели ее, не издавшую ни звука, на казнь. Далее, по сценарию, должен был погаснуть свет, а когда он зажжется, Зоя-памятник должна была стоять на постаменте, сооруженном из накрытой простыней табуретки, и гордо смотреть в будущее. Непобежденная и несломленная. На фоне народа. И двух посрамленных гестаповцев.

Все так и было. Почти так. Свет погас и зажегся, Зоя стояла на постаменте, мы пели заключительные строки, гестаповцам было стыдно за содеянное. Жюри смахивало слезы, директор крепился, но было видно, что и ему непросто.

И в этот трагический и победоносный момент ножка у табуретки подломилась и памятник с криком «мамочка!» рухнул на пол. Ирочкин мальчик бросился к ней на помощь. За ним повалил остальной народ, вместе с классной и баянистом.

Когда Ирочке сняли гипс с ноги, и она снова появилась в классе, первое, что сделала бывшая партизанка — села за одну парту с бывшим гестаповцем. А со вторым фашистом, Ирочке в затылок, сел мальчик, верный предмету своего обожания. Так и сидели они, до выпускного вечера, на классной «камчатке» — героиня, два гестаповца и выходец из народа.

А первое место нам все-таки дали.