Читать книгу - "Тайна Богов - Бернард Вербер"

И вот я вижу то, к чему все это привело. Огромный роскошный собор Всемирной Религии.

Я вхожу в храм и вижу нечто чудовищное – изображение Просвещенного, голого, посаженного на кол. Гигантскую, двухметровую скульптуру. Витражи с изображениями событий, по версии Преемника: дельфины казнят Просвещенного.

Мир, вывернутый наизнанку.

Слышна музыка. Это играет орган с сотнями позолоченных труб. Множество людей вокруг молятся, преклонив колени. Я спрашиваю, где можно увидеть священника. Ко мне подходит человек в ярко-красной сутане, поверх которой повязан белый фартук с нагрудником, на котором вышито лицо Просвещенного со ртом, открытым в предсмертной муке.

Я стараюсь не смотреть на это страшное изображение.

– Здравствуйте, мой…

– Называйте меня «отец мой».

– Здравствуйте, отец мой. Могу ли я поговорить с вами о вашей религии? Из чистого любопытства. Я иностранец.

– А! Откуда же вы?

Так, нужно выбрать самую удаленную страну.

– Из Тигрии.

Если я ничего не напутал, это соответствует Китаю.

– Чудесно. Но у вас совершенно нет акцента, вы прекрасно говорите на нашем языке. Что же вы хотите узнать?

– Вот, ваша Всемирная религия… Культ, символом которой является замученный человек. Не слишком ли это ужасный образ? Если я правильно помню, Просвещенный говорил только о мире и любви.

– Это изображение страданий Просвещенного. Своей жертвой он показал нам путь.

– Но он не говорил о страданиях. Он говорил о тихой, мирной жизни, а не о боли…

Священник смотрит на меня с подозрением. Потом назидательно говорит:

– Просвещенный пал от рук людей-дельфинов. – Но он сам был из них! – восклицаю я, не сдержавшись.

Священник не находит, что ответить мне, и я продолжаю.

– Он проповедовал ценности людей-дельфинов, он обращался к своему народу. Мне кажется, что в то время, когда он жил, его страна была захвачена орлами. И мне кажется, что его схватила полиция орлов, и на кол его посадили тоже орлы. И мне кажется, что…

– Вам слишком много всего кажется, сын мой. Не богохульствуйте! Вы говорите так, словно сами были там при этом.

Самонадеянный болван, я действительно был там! Я все видел. Мы, боги, знаем, как все было на самом деле. Знаем настоящую историю, а не ту, которую выдумали ваши историки по заказу тиранов, не ту, которую всем впихивают ваши идеологи, чтобы манипулировать толпой!

– Я думаю, что вы не понимаете истинного смысла религии, которую исповедуете, – говорю я.

Люди вокруг шикают, призывают нас к тишине. Священник не сдается.

– А я думаю, что должен выслушать вашу исповедь. Идемте, сын мой.

Он ведет меня в маленькую деревянную кабинку, которая стоит в глубине собора. Он приглашает меня сесть, и мы говорим через решетку, которая разделяет нас.

– Что случилось, сын мой? – спрашивает он меня.

Готовы ли вы услышать правду, отец мой? Готов. «Ваша» правда мне интересна.

– Вашу религию придумал я.

Я вижу, как он кивает с понимающим видом, прикрыв глаза, сосредоточенно слушает меня, чтобы лучше понять.

– Продолжайте, сын мой. Я слушаю вас.

Я отчетливо произношу:

– Я послал вам Просвещенного. Того, кого вы называете Мессией.

Священник снова кивает. Он очень терпелив. А я? Я собирался оставаться в тени, ничем не выдавать себя, чтобы меня не приняли за сумасшедшего. И вот, пожалуйста, я на грани срыва.

– Я слушаю вас, сын мой. Продолжайте.

Как объяснить это смертному, который считает, что все знает о планете, на которой живет?

– Вы ничего не поняли из того послания, которое сейчас проповедуете. Преемник предал Просвещенного. Вся ваша религия основана на недоразумении.

Священник сцепляет руки, опирается на них подбородком. Это означает, что он думает.

– Сын мой, я боюсь, что вы перевозбуждены из-за вашей работы. Я узнал вас. Вы известный писатель-фантаст. Фантастика – это то, что очень сильно действует на мозг. Она говорит обо всем и ни о чем конкретно. Но у каждого слова есть свое значение. Некоторые священные слова нельзя использовать как попало. Это называется богохульством. Если вы пришли сюда, значит, вы скорее всего ищете примирения с нами. Вы должны взять свечу и зажечь ее, бросить монету в ящик для пожертвований и на коленях молить Бога простить вас за то, что вы заблуждались. Только здесь, в этом храме, ваша душа обретет мир.

Как сказать этому напыщенному всезнайке, что боги, его бог и другие, общаются со смертными когда, где и как угодно? Что им не нужны для этого храмы и священники?

Как объяснить ему, что боги, и его, и другие, не любят богомольцев?

Как объяснить, что мы, боги, предпочитаем атеистов или агностиков, разум которых способен воспринимать наши послания, в то время как набожные и верующие, закосневшие и в своей непробиваемой самоуверенности, не дают никакой возможности общаться с ними?

– Отец мой, я думаю, вы ошибаетесь. Фантастика сильнее религии. Она открывает дорогу разуму в то время как вы закрываете.

– Сын мой, я думаю, что пора прекратить этот спор. Я оставлю вас, чтобы вы могли спокойно помолиться, как я вам только что посоветовал.

Он встает и, помедлив, уходит. Я вскакиваю на алтарь и хватаю микрофон.

– Идите домой! На этой планете не осталось ни одного бога!

Разъяренный священник набрасывается на меня, вырывает у меня микрофон и кричит, чтобы я убирался, пока он не вызвал полицию.

Я спускаюсь с алтаря и медленно иду по проходу между скамьями. Я слышу за своей спиной голоса:

– Безбожник!

– Сумасшедший!

– Анархист!

– За кого он себя принимает?

– Я узнал его. Я видел его по телевизору. Это писатель Габриель Асколейн.

– Мой сын читает его. Просто обожает его книги.

Я вижу, что священник достал мобильник. Он держит его около уха и смотрит на меня.

Он звонит в полицию.

Ну вот. Ничего не изменилось. Но я знал это: любое деяние света вызывает ответ тьмы.

Если мой пророк Просвещенный пришел бы сюда и увидел, что сделали с его Словом, он бы испугался. Он бы увидел себя навсегда, во мраке времени, застывшего в мучениях, и ужаснулся бы. Если бы он услышал, что говорит священник от его имени, он рассмеялся бы. Я останавливаюсь около одного из прихожан, старичка, которого, похоже, возмутил мой поступок.