Читать книгу - "Сладкая горечь слез - Нафиса Хаджи"

— Мы должны быть крайне внимательны, — произнес наконец шеф. — Нам все время твердят, что мы доставляем чересчур много бесполезного материала.

И тут я нарушила еще одно неписаное правило, произнеся вслух слово, о котором мы и помыслить не могли.

— Вы хотите сказать, что они… невиновны?

— Этого я не говорил! — рявкнул он.

— Послушайте, — вмешался один из спутников, — у нас приказ. Была крупная операция. Каждый обитатель этого дома может оказаться полезным. Даже этот жалкий идиот.

Вот так все и вышло.

Я переводила допросы Фаззи. Если он и прикидывался, то невероятно талантливо.

О чем бы его ни спрашивали, он всегда начинал с самого начала, причем лепетал настолько тихо, что приходилось склоняться к нему, чтобы расслышать.

— Когда я был маленьким, — бормотал он, — моя мама умерла. Мы были в большом городе. И она умерла. Я остался совсем один.

— Какого черта он там бормочет? — взорвался следователь — из тех, с кем я особенно не любила работать.

— Он говорит, что его мать умерла, когда он был совсем маленьким.

— Я что, по-вашему, долбаный Фрейд? Мне насрать на его мамашу. Спросите про его шефа. Спросите, встречался ли он с бен Ладеном.

Я подчинилась. Но Фаззи начал сначала, все так же еле слышно:

— Когда я был маленьким, моя мать умерла. Я был очень, очень маленьким. Мы были в большом городе. Очень большом. Мы вышли из дома. И она умерла. И я остался совсем один.

Следователь пришел в ярость. Фаззи здорово досталось от него. Но ничто не могло заставить его свернуть на интересующую военных тему. Нет, он вовсе не отказывался сотрудничать. Он, кажется, действительно не понимал, как можно рассказывать с середины. Он вынужден был начинать заново. После того как Фаззи несколько раз наказали за якобы отказ сотрудничать, следователи избрали новую тактику. Бедняге позволили говорить, как он хотел.

— Когда я был маленьким, моя мать умерла. Я был совсем маленьким. Мы были в большом городе. Я остался совсем один. Пришел дядя и сказал, что позаботится обо мне. Он отвел меня в школу.

— Что он сказал? — насторожился следователь. — Что-то про «мадрасса»[69]?

— Да, но это всего лишь «школа». Он говорит, что ходил в школу.

— Ага! Проклятая школа их джихада, вот что это такое! Спросите его! Где находилась эта школа? Выдавали им там оружие?

Я спросила Фаззи о школе, но теперь, из-за внезапного перерыва, он вынужден был вернуться к самому началу.

— Когда я был маленьким, моя мать умерла…

— Господи Иисусе! Этот идиот меня доконает! — Следователь в ярости вскинул кулаки, но почти мгновенно успокоился.

Фаззи же начал по новой. А я продолжила перевод.

— Дядя отвел меня в школу. Я там учился. Но в школе было плохо. Меня били. Я учился читать Коран. Дядя приходил ко мне иногда. Когда он узнал, что меня бьют, он сильно рассердился. Он отдал меня в другую школу. Он говорил, что на самом деле он мне не настоящий дядя. Он платил за мою учебу. Покупал мне одежду и книжки. Дядя был очень добрый. Дядя Шариф Мухаммад.

Я невольно запнулась. Я… я вспомнила имя.

— Что он сказал? — заволновался следователь. — Он назвал имя?

— Да, — нехотя выдавила я.

— Шариф Мухаммад?

— Да.

— Спросите, кто это такой, как они связаны.

— Он говорит, это его дядя, который заботился о нем после смерти матери.

Следователю немалых усилий стоило сдержать новый взрыв эмоций. Злобно выдохнув, он позволил Фаззи продолжить.

— Пойдите спросите его, — говорил Фаззи. — Найдите его. Шариф Мухаммад Чача мне поможет. Он всегда мне помогает, когда люди со мной плохо обходятся. Я знаю, он придет и спасет меня.

Наконец Фаззи добрался до той части своей биографии, которая нас интересовала. Он рассказал, что по окончании школы начал работать. Сменил несколько мест, а потом кто-то устроил его привратником в тот самый дом, что мы захватили.

— Я открывал ворота, когда приезжали люди. И закрывал ворота, когда люди уезжали.

— Какие люди?

— Не знаю.

Это было пределом мыслительных способностей Фаззи. С этого места он мог только вернуться к исходному пункту.

— Когда я был маленький, моя мать умерла…

Когда Фаззи во второй раз дошел до настоящего момента, следователь задал еще несколько вопросов, гораздо более мягким тоном, чем прежде. Прежде всего о заинтересовавшем их имени. Шариф Мухаммад.

Но Фаззи повторял, что это его дядя. Не настоящий дядя. Дядя, который о нем заботился.

Я нарушила правила еще раз, задав вопрос, не исходивший от следователя.

Тот злобно рявкнул:

— О чем это вы его спрашиваете?

— Я спросила, как умерла его мать.

— Только не провоцируйте опять этот бред! Кому какое дело до его проклятой матери? — Но тут же уточнил: — Ну и что он говорит?

Еще тише, чем Фаззи, я прошептала:

— Он сказал, что ее сбила машина.

Я продолжала работать, но мыслями уже была далеко. «Этого не может быть», — твердила я себе. Говорят, мир тесен. Но в Карачи четырнадцать миллионов жителей.

Это не может иметь отношения к Садигу. К моим карим глазам и истории, что кроется за этим.

От Фаззи все-таки отстали, но на свободу его не выпустили. Отправили в Гуантанамо-Бэй. А я осталась по уши в этом дерьме, размышляя о совпадениях, которые в моей системе ценностей называли словом Провидение, — Божественный план устройства Вселенной.

Через два дня мой начальник — бывший — позвонил опять:

— Что за игру ты затеяла, Джо?

— Не понимаю, о чем ты.

— Не пудри мне мозги! В Конторе получили запрос на доступ к секретным материалам, они начали проверять тебя и обнаружили, что ты работала у нас! Был жуткий скандал!

— Ах, вот как.

— Слушай, Джо, я понимаю, тебе несладко пришлось. Но это не причина переворачивать жизнь с ног на голову.

— Полагаю, вас это никоим образом не касается. Я приняла решение давно и подала заявление несколько месяцев назад.

— Нет, Джо, я этого так не оставлю. Нервный срыв — это одно. Но нельзя окончательно сходить с ума.

— Я вовсе не сошла с ума. Скорее, наоборот, обрела его. И нет у меня никакого нервного срыва. Я спокойна как никогда.

— Погоди. Понимаю, мы все возились в дерьме, некоторые из заданий были несколько… э-э… необычны. Слишком много Джона Уэйна и недостаточно Джимми Стюарта. Этого требовало время, но сейчас кое-что меняется. Надеюсь. К лучшему. Но ты не можешь все бросить и начать работать на другую сторону!