Читать книгу - "Если спросишь, где я - Реймонд Карвер"

Она говорит:

— А на этой кровати ты с ней тоже?

Мне сказать нечего. У меня не осталось слов, ни единого. Я отдаю ей стакан и сажусь в кресло. Потягиваю виски и думаю, что как раньше уже никогда не будет.

— Дуэйн? — говорит она.

— Холли?

У меня замерло сердце. Я жду.

Холли я любил больше всего на свете.

С Хуанитой у нас бывало пять дней в неделю, между десятью и одиннадцатью часами. В том номере, где ей предстояло убираться. Я просто заходил следом и запирал за собой дверь. Мы перебывали везде.

Но чаще всего в одиннадцатом. Одиннадцатый был у нас счастливый номер.

Получалось у нас очень здорово, но быстро. Хорошо было.

Мне кажется, Холли стоило бы закрыть на это глаза. Мне кажется, ей стоило бы по крайней мере попытаться.

А я, я по-прежнему работал по ночам. Работа была — не бей лежачего. Но тогда уже пошло наперекосяк, дальше — больше. Что-то в нас такое сломалось, не стало азарта.

Я перестал чистить бассейн. И он так зарос этой зеленой дрянью, что постояльцы совсем перестали им пользоваться. Кранов я больше не чинил, плитку не клал, и ничего не подкрашивал. Ну, если честно, то надирались мы оба ой-ой-ой как. А когда ты пьешь, то времени и сил на это уходит не мерено, если, конечно, ты за это дело берешься всерьез.

Холли тоже расслабилась. Перестала как следует регистрировать посетителей. И брала с них то больше, то меньше, чем положено. Поселит иной раз троих в комнату с одной койкой, а иной раз — одного в номер с люксовым лежбищем. Ну и начались, конечно, жалобы, а иной раз доходило и до скандала. Народ собирал вещички и перебирался в другое какое-нибудь место.

Потом пришло письмо из управления. Потом другое, с официальным уведомлением.

Звонки телефонные. Кого-то они там отправляют к нам из города.

Но нам на все это было уже наплевать, вот ведь в чем дело. Мы знали, что дни наши сочтены. Мы облажались, и оставалось только ждать, когда нас отсюда вышвырнут.

Холли умница. Она первая это просекла.

Вот мы и проснулись в ту субботу утром, после того как всю ночь пытались понять что к чему. Открыли глаза и повернулись в постели, чтобы как следует посмотреть друг на друга. И оба все поняли. Мы дошли до крайней точки, и теперь нужно было придумать, с чего начать заново.

Мы встали, оделись, выпили кофе и решили, что нужно поговорить. И чтобы никто не мешал. Никаких звонков. И постояльцев.

Вот тут я и достал «Тичерз». Мы заперли лавочку и пошли наверх со стаканами, бутылками и льдом. Для начала мы посмотрели телек, цветной, порезвились немного и послушали, как надрывается внизу телефон. А на закусь — сходили вниз и вытащили из автомата чипсов с сыром.

Забавно, что теперь, когда мы поняли, что все уже произошло, произойти могло все что угодно.

— Пока мы еще не поженились и были совсем дети? — говорит Холли. — Когда у нас были большие планы и надежды? Ты помнишь?

Она сидела на кровати, обхватив колени, со стаканом в руках.

— Помню, Холли.

— А знаешь, ты у меня был не первый. Первым был Уайетт. Представляешь? Уайетт. А тебя зовут Дуэйн. Уайетт и Дуэйн. Кто знает, сколько я всего упустила за эти годы? Но ты для меня был всем на свете, прямо как в песне.

Я говорю:

— Ты замечательная женщина, Холли. Я знаю, что возможностей у тебя было хоть отбавляй.

— Но я ни разу себе ничего такого не позволила! Все боялась разрушить наш брак.

— Холли, прошу тебя, — молю я. — Не надо больше. Давай не будем друг друга мучить. Теперь-то что нам с тобой делать?

— Слушай, — говорит она. — Помнишь, как мы однажды поехали на ту старую ферму возле Якимы, сразу за Террейс-хейтс? Просто ездили там, катались? По узенькому такому проселку, и как там было жарко и пыльно? А мы все ехали, и доехали до этого старого дома, и ты спросил у хозяев, нельзя ли у них попить водички? Ты можешь себе представить, чтобы мы сейчас это сделали? Подъехали к дому и попросили воды?

— Эти старики, наверное, уже умерли, — продолжает она, — лежат себе рядышком на каком-нибудь кладбище. Помнишь, как они пригласили нас в дом и угостили пирогом? А потом водили нас по округе? И за домом их была эта беседка? Чуть поодаль, под деревьями? Крыша такая остренькая, и краска вся облупилась, а ступеньки заросли бурьяном. И старушка сказала, что раньше, в смысле много лет тому назад, по воскресеньям там собирались люди, и кто-то играл музыку, а народ сидел и слушал. И я тогда подумала, что вот и мы будем такими же, когда состаримся. Несуетливыми и уверенными в себе. У нас будет свой дом. И к нашим дверям будут приезжать люди.

Я не знаю что и сказать. А потом все-таки выкручиваюсь:

— Холли, мы когда-нибудь и про это все тоже будем вспоминать. Будем говорить: «Помнишь тот мотель с заросшим бассейном?»

— Ты меня слышишь, а, Холли? — говорю я.

Но Холли все сидит на кровати со своим стаканом.

Я понимаю, что она запуталась.

Я подхожу к окну и выглядываю из-за шторы. Внизу кто-то что-то говорит и ломится в дверь приемной. Я стою на месте. И молюсь, чтобы Холли дала мне знак. Молюсь, чтобы Холли подсказала мне, что делать дальше.

Я слышу, как завелся двигатель. За ним второй. Вспыхивают фары, и — одна за другой — машины выруливают с площадки на шоссе.

— Дуэйн, — говорит Холли.

И в этом она тоже права.