Читать книгу - "Большой Гапаль - Поль Констан"

— Святая, — согласился Исповедник, — вы совершенно правы, нельзя, чтобы в этом мире от нас ускользнула хотя бы частица святости. Я провозглашаю, отныне Зельмира с белыми лапками и синим бантом причислена к лику святых. Аминь.

Обратив внимание, что время от времени благодаря животным к Эмили-Габриель возвращается сочувствие, Жюли бросилась к ее ногам.

— Ах, Мадам, — рыдала она, — если вас охватывает порой жалость к телесным недугам, отчего же вы ее не чувствуете к недугам душевным? Если вы посещаете больных и ласкаете животных, отчего бы вам не обратить внимание на несчастья особы, которая живет в настоящем аду и не знает отдохновения? Если вы смазываете лекарством самые страшные раны, отчего не найдете снадобья от той раны, что пожирает меня? О Мадам, я всего лишь гнусная язва, покрытая гноем и паразитами. Мои страдания поистине нестерпимы.

Панегиристу показалось, что он вот-вот разразится рыданиями, а Эмили-Габриель почувствовала благотворную влагу на глазах.

— Расскажите мне все, поведайте мне о своих несчастьях, не упуская не единой подробности. Когда мы только познакомились с вами, вы грезили о светской жизни? Насколько мне известно, вы вышли замуж?

— Да, — ответила Жюли, — замуж за посланника, который был довольно необычным человеком.

— Где же вы жили?

— В Византии, где мой муж запер меня в гарем вместе с принцессами. Он вовсе не любил меня, он расточал свои ласки какой-то рабыне с востока, одетой всего лишь в прозрачные газовые панталоны и коротенькую вышитую накидку, с ней он целыми днями возлежал на коврах и курил кальян. А я все это время считала изумруды принцесс и пропускала их через маленькие золотые колечки, чтобы измерить величину. Изо дня в день мы возились только с этими изумрудами. Каждое утро их нам приносили евнухи, а когда мы засыпали — а это становилось понятно потому лишь, что наши глаза закрывались, ведь все мы с утра до ночи и так лежали на подушках — евнухи уносили их и запирали в сундуки. Причем меня, как чужестранку, обыскивали самым унизительным и оскорбительным образом, чтобы убедиться, что я ничего не оставила себе.

— Так вот, значит, в чем состоит работа жены посланника!

— Не только, есть еще и другая: просовывая изумруды в колечки, приходилось целыми днями слушать самые фривольные разговоры. Ибо принцессы с утра до ночи только и говорят о любви, но говорят совсем не так, как мы, не о возлюбленном, что волнует сердце, а о любовниках, что возбуждают тела. Я даже не смею повторить вам, что приходилось мне выслушивать о размерах, особенностях, свойствах полового члена Его Величества Султана, я словно воочию видела его перед собой! А знали бы вы, как они целый день готовятся к штурму, который может наступить в любую минуту, без предупреждения, поэтому они всегда наготове, они без конца велят себя массировать, натирать благовониями, разминать руки и ноги, репетируют уловки, которые помогут им, порядочным женам, привлечь внимание супруга. Они занимаются этим постоянно, без устали, помогая одна другой, сравнивая, учась, поучая. В своих наставлениях они необыкновенно требовательны, и я, оказавшись поневоле их ученицей, смогла убедиться, как они суровы в этой области, которая не терпит никакой приблизительности. Меня зачастую били, потому что я плохо усваивала их уроки.

— Бедняжка Жюли, какая печальная участь! Но вы до сих пор помните эти уроки?

— Еще бы, мне они были преподаны так, что забыть их невозможно. Стоит мне только оказаться на персидском ковре…

— Персидском?

— …или турецком. Как вам будет угодно, с красными узорами, маленькими голубыми птичками и словами Пророка, вышитыми шелковыми нитями.

— Ну разумеется, если уж понадобились слова Пророка! это толкает вас к безбожию.

— Это можно и не говорить, я думала, что сойду с ума, перебирая эти изумруды и слыша сладострастные крики принцесс, что оглашали ночь над Босфором и падали, словно дождь, затопивший город. В Византии, пока я жила там, мне ни разу не довелось увидеть ни одного человека, стоящего на ногах, все целыми днями лежали на коврах, не видела я и своего мужа, чье дипломатическое искусство сводилось к скандалам и буйству. Я же от природы активна и деятельна, моя красота потускнела, от моего приданого не осталось ни гроша, в конце концов я решилась бежать при помощи евнуха, с которым нам удалось провернуть одно дельце с фисташками.

— Вы правильно поступили, но, быть может, в Париже, моя Тетя…

— Нет, мне было слишком стыдно, я не решалась попросить ее о помощи, но я выбралась. Говорят, что я неглупа, меня считают красивой, меня трудно сбить с толку… Парижские братья…

— Так их было много?

— Банкиры.

— О, про банки я ничего не понимаю, продолжайте про любовь.

— Дело в том, что в моей жизни одно не получается без другого. Вам, должно быть, известно, это было весьма благоприятное время: период уныния, сопровождающего царствование старого Короля, закончился вместе с его уходом, отныне настала пора удовольствий, счастья и всякого рода сделок. Должна признаться, у меня появился любовник.

— Я вас не осуждаю.

— Мой любовник продал меня одному влиятельному человеку…

— О!

— Тот уступил меня другому…

— Который подарил меня господину де С…

— И сколько же раз вас продавали?

— Несколько раз, но все выше и выше. Так я отдалась одному принцу, который любил меня…

— И который теперь вас больше не любит?

— Который унижает меня, мстит мне, желает моей смерти и который сделал из меня предмет насмешек. А вы говорите мне о любви! Я была ему продана, и теперь мне остается утешаться тем, что я стоила ему некоторую сумму, но лично мне любовь не возмещает никаких убытков, она предает меня, я потеряла кредит и теперь ровным счетом ничего не стою. Ибо таковы все мужчины: они обесценивают то, что любят, и вздумай я сейчас отправиться в Париж и предложить себя за одно су, не нашлось бы никого, кто бы согласился купить меня. Из любви, как из всего прочего, надо делать выгодное предприятие.

— Вы же сделали.

— Да, наряду с любовью или, как бы получше выразиться, взамен любви. Принц был уже старым человеком, с больным сердцем, к тому же его мучила подагра, а член его, в отличие от органа Его Величества Султана, всегда победоносно торчавшего, как готовая к бою шпага, вяло висел под животом, как пустой чехол. Мы занимались любовью, делая взносы в банк, держа пари, играя в карты. Что это за жизнь — люди занимаются любовью, совершенно забыв при этом о любви…

— Вы искали счастья.

— Да, и нашла его, я стала непобедимой.

— Вы искали удовольствия.

— И его я нашла тоже, уж коль скоро вы просите меня признаться во всем, да, у меня были любовники. Я отдавалась мужчине наскоро, с закрытыми глазами, когда он притискивал меня к стенке. В Турции принято предаваться сладострастью исключительно лежа, и я навсегда получила отвращение к этим позам; к счастью, во Франции, оказывается, это совершенно необязательно, всегда найдется мужчина, готовый пришпилить вас своей булавкой к стенке.