Читать книгу - "Мне было 12 лет, я села на велосипед и поехала в школу - Сабина Дарденн"

Но, как мы говорили с моим адвокатом, «если ничего не знаешь, остается придумать». Под предлогом того, что я не говорила с журналистами, как в тот момент делали многие, и что мэтр Ривьер неукоснительно соблюдал тайну следствия, некоторым очень хотелось поверить в то, что я была либо напичкана наркотиками, либо мною умело манипулировали. Такое превратное толкование заранее моих показаний очень меня ранило. Следователи, в частности Мишель Демулен и его коллеги, люди, которых я чрезвычайно уважаю за то, что они спасли нас, а также за их профессиональную честность, никогда не сомневались в моих показаниях. Они были первыми, кто снимал с меня показания по выходе из подвала, они прекрасно знали, в каком я была тогда состоянии. В шоке — да, и кто мог бы быть в другом состоянии, но в ясном сознании, причем готовая вцепиться в горло этому педофилу! Летиция оставалась «под газом» шесть дней, как я заявила. За два с половиной месяца заточения у меня, и это совершенно очевидно, было больше воспоминаний, чем у нее. Но с тех пор как пресса вызвала в Бельгии «всеобщее потрясение», развязав дело века, стало казаться, что у каждого жителя страны была своя собственная маленькая идея по этому поводу. Люди разговаривали только об этом на улице, в кафе, в поезде и метро. Журналисты и писатели уже опубликовали полтора десятка книг. Мои родители хранили тонны газетных вырезок — я сама складывала их в картонные коробки, не имея смелости ни разобрать их, ни прочитать. Моей собственной истории и тех воспоминаний, которые со всей жестокостью возникали иногда в моей памяти, мне было достаточно. Я хотела сохранить линию поведения, необходимую мне для воссоздания моей личности. Жить своей жизнью и не забивать голову остальным, во всяком случае по мере моих возможностей.

Когда, наконец, была определена дата начала процесса — 1 марта 2004 года, я знала, что мне предстоит снова погрузиться в это вонючее болото. Начало процесса откладывалось много раз, потому что следствие принимало неожиданные повороты, шло по какому-нибудь пути, затем возвращалось к начальной точке. Четыреста тысяч страниц судопроизводства, следственной комиссии, смещение судьи Коннеротта, отстранение следователей, в том числе самого Мишеля Демулена, который добился первых признаний «монстра из Шарлеруа» и обнаружил нас живыми. Отставки политиков, участие в деле системы правосудия, жандармерии, правительства. Тогдашнее министерство юстиции, которое обвинялось в том, что ратифицировало просьбу об условном освобождении монстра в 1992 году. Волна «Белого марша», расследование за расследованием, сомнения на протяжении многих лет.

Наконец, Бельгия надеялась получить правду. Надежда несколько безумная, учитывая, что речь идет о психопате.

Перед лицом этой горы, которую представляло из себя дело, я ощущала себя крошечной и всеми забытой.

Не знаю, что чувствовала Летиция. Мне казалось, и это в какой-то степени было правомерным, что, говоря с родителями жертв, говорили только об их дочерях. И я чувствовала себя в какой-то степени неуместной в этой истории, потому что я была выжившей.

Заседания суда должны были проходить в Арлоне. Это был вопрос территориальной компетенции, следствие было сгруппировано в Нёфшато, который был в его подчинении. Зал заседаний мог вместить лишь небольшое количество народу помимо журналистов и четверых обвиняемых: «проклятого Д», его жены Мартен, Лельевра и Ниуля.

Госпожа министр юстиции объявила первичную непомерную стоимость организации этого гигантского медийного шоу: что-то около четырех с половиной миллионов евро. Город жил ожиданием наплыва журналистов со всего мира. Более тысячи трехсот человек среди них были аккредитованы, для них были выделены шестнадцать мест в зале, и они могли присутствовать на заседаниях по очереди. Но в их распоряжении находилось помещение с видеоэкранами, и потому они были постоянно на связи с дебатами, которые первоначально планировалось провести за два месяца, но в действительности они закончились лишь 22 июня! Гражданские истцы имели право на бесплатное проживание в военных казармах. Мой адвокат предпочел отдельное помещение, в котором разместились он, его сотрудница — мэтр Парисс и я. Эта мера была для меня очень подходящей, потому что я не хотела постоянно мелькать перед камерами фотографов. Безопасность обеспечивали более трехсот полицейских.

Такое нашествие в маленький городок было очень впечатляющим. Я, со своей стороны, была довольна, что публика в зале немногочисленна, а люди расстраивались заранее, что не смогут туда попасть.

Мэтр Ривьер предлагал заслушать мои показания в два этапа: сначала чтение моих писем одним из следователей, чтобы оградить меня от необходимости отвечать на прямые вопросы о «сексуальных услугах», которые я там подробно описала, затем — мои собственные показания перед судом об обстоятельствах моего похищения и моих «каникул» в логове «проклятого Д». Оставалось только принять окончательное решение, как организовать дачу мною свидетельских показаний — на закрытых или открытых заседаниях. Я бы предпочла закрытые заседания. Но мэтр Ривьер предупредил меня: «Как только присяжные ознакомятся с содержанием ваших писем, вы более не будете обязаны возвращаться к обсуждению грязных подробностей, зачитывание писем вполне разъяснит им все детали. Но если вы выберете заседания за закрытыми дверями, подумают, что у вас есть что-то, что надо скрывать».

Поэтому я выбрала публичные слушания. Я должна была присутствовать на заседаниях, которые касались только меня. Мэтр Жан-Филипп Ривьер и мэтр Селин Парисс обеспечивали, со своей стороны, непрерывность процесса и держали меня в курсе событий. Я имела возможность выступать гражданским истцом от себя лично только после того, как пройду на процессе в качестве свидетеля. Как только мои свидетельские показания были зарегистрированы в суде, я тотчас же получила право присутствовать на всех последующих заседаниях. И я ждала этой явки в суд с некоторой нервозностью до 19 апреля 2004 года.

Между тем по телефону до меня доходила разная информация. Именно так я услышала всякую путаницу сведений, порой нелепых, о моем личном истязателе.

Один следователь рассказывал, что он поставил опыт искусственного осеменения над собственной женой, совершенно выжившей из ума. Он отчаялся иметь дочь, поэтому вообразил, начитавшись разных журналов, что может применить технику, которая состояла в том, чтобы заставить свою жену «носить» внутри себя в течение нескольких дней содержимое его сексуального капитала, помещенное в пластиковый мешок. Она должна была выпустить содержимое только по прошествии некоторого времени, примерно через три-четыре дня, как мне кажется. Судя по всему, он понял из этой популяризаторской статьи, что сперматозоиды, дающие начало мальчикам, погибают раньше, чем те, что способны дать начало девочкам… Право, не знаю, что думают по этому поводу ученые.

Среди других злодеяний, менее научных, но вполне просчитанных, ему удалось, опять же с помощью своей жены, на которой он женился в тюрьме, обчистить свою престарелую бабушку, лишив ее дома и всех доходов.

Он был тогда помещен в тюрьму Монса за изнасилования и получил разрешение на условное освобождение.

Выпущенный на свободу за «примерное поведение», по благоприятному мнению администрации исправительного учреждения, он требует и добивается пособия по нетрудоспособности под предлогом того, что в тюрьме он заболел. И он добился. Восемьсот евро ежемесячного государственного пособия.