Читать книгу - "История одного предательства, одной страсти и трех смертей - Метин Ардити"

Среда, девятнадцатое ноября 1970 года

Молодой судья нахмурил брови и рассеянно произнес:

— Заседание открыто. Слушается дело о разводе супругов… Калуссис-Луганис…

Председатель суда говорил с паузами, листая дело.

— Калуссис-Луганис… Господин… Калуссис подал… заявление о разводе. Подтверждаете ли вы это заявление?

Павлина не слушала его.

Прошло одиннадцать лет.

Мирто приехала встречать ее в аэропорт. Павлина сразу же узнала ее:

— Вы похожи на вашу сестру, вы такая же красивая! — Она помолчала, разглядывая родственницу подруги, и добавила: — Только чуть-чуть потоньше…

Они засмеялись.

— Говори мне ты, — попросила Мирто.

В автобусе, везшем их из аэропорта к площади Цирка, Мирто говорила без остановки:

— Я иногда готовлю греческую еду… Но про специи и приправы я сознательно забыла! Они во мне такую тоску будили… запахи корицы, гвоздики, муската, ох-ох-ох…

Уже в подъезде, поднимаясь по ступенькам к лифту, Мирто сказала Павлине:

— Здесь мой маленький мир. Ты быстро здесь освоишься, вот увидишь. В доме есть кинотеатр, я знакома с киномехаником… Ты знаешь, что я раньше работала билетершей в «Рексе»?

— Я знаю, — ответила, улыбаясь, Павлина.

— Я здесь единственная портниха. Теперь нас будет двое. На первом этаже работают две парикмахерши, педикюрша, косметичка, очень серьезная особа. Все люди приличные, вежливые.

Павлина вошла в маленькую квартирку и разразилась слезами.

Через три месяца после приезда Павлины Наталия Костантинидис отвела ее в сторонку и шепнула:

— Йоргос Калуссис — славный парень.

Она произнесла эти слова тоном, не оставляющим никаких сомнений. Они означали: вот парень, который тебе нужен.

Такова была свойственная госпоже Наталии, как называли ее женевские греки, манера представления сути вещей.

Она собирала земляков по средам, вечером, в маленькой квартире в квартале Корнавен. Гости, люди скромного достатка, человек пятнадцать продавцов и ремесленников, да еще несколько рабочих, встречались за накрытым столом, так плотно заставленном закусками и горячими блюдами, что на нем почти не оставалось свободного места. Каждый из этих людей старался добавить в меню хоть что-нибудь от себя лично, с радостью делясь последним с ближними своими и заслуженно гордясь своим вкладом в достижение этого впечатляющего изобилия.

Госпожа Наталия, как всегда выступавшая в сопровождении свиты из двух-трех дам, представлявших лучшие греческие семьи буржуазной Женевы, руководила этим процессом с неимоверной сердечностью — и привлекательной, и отталкивающей в одно и то же время. Право определения очередности блюд оставалось исключительно за нею, а если какое-то яство пользовалось меньшим, чем прочие, успехом у гостей, она начинала сама накладывать его в тарелки тех, кто случайно оказался в зоне поражения:

— Ты пробовал тефтели из мяса, которое принесла Марина? Ничего, что пробовал, возьми еще одну, они превосходны.

Уже сама цель организации подобных вечеров таила в себе такие противоречия, что атмосфера их так или иначе становилась несколько напряженной. Госпожа Наталия от всей души старалась помочь новым членам общины адаптироваться к особенностям женевской жизни и одновременно укрепить их связь с покинутой Родиной. А в результате у членов диаспоры возникало чувство неполноценности и даже невозможности лояльного сосуществования с туземцами. Женевские греки нередко и сами затруднялись определить свою этническую принадлежность. Так и не став, несмотря на огромные усилия, швейцарцами, но уже перестав быть настоящими греками, они так и жили в том состоянии раздвоенности и перманентной грусти, из которого с годами становилось все труднее и труднее выбраться.

Возвращаясь домой после первого своего вечера у госпожи Наталии, Павлина спросила Мирто:

— Почему ты не вернулась в Грецию после смерти своего мужа?

— Я собиралась. А потом встретила одного мужчину, итальянца… Он держал булочную на бульваре Карл-Вогт, рядом с ателье. Наши отношения длились около двух лет, я надеялась, что мы в конце концов поженимся. А потом все кончилось ничем…

— Он бросил тебя ради другой?

— Ради своей жены. Вот так просто. Они вернулись в Италию.

— А потом?

— А потом я был разочарована, устала… В Греции пришлось бы начинать все сначала. А здесь у меня есть и работа, и друзья с площади Цирка… Я осталась.

— Так, значит, хорошо в Женеве?

— Спокойно, — ответила Мирто. — Ты со временем поймешь. Это город счастливых людей.

— Каждый счастлив?

— Нет, конечно. Скажем так, это город, где счастье распределяется по справедливости. Каждому достается понемногу. Здесь царят мир и покой.

Так было и с Йоргосом Калуссисом. Счастье без излишеств. Славный парень, который поможет ей перевернуть очередную страницу жизни. Он приехал из Кастории, где все или почти все умеют выделывать кожу. Славный ремесленник-скорняк, снимающий комнату, способный с первого взгляда определить качество партии кожи, восстановить испорченную меховую вещь и незаметно ее перекроить.

— Ты портниха, он скорняк, у вас должно быть много общего, — сказала ей госпожа Наталия.

— Калуссис-Луганис, — шевеля губами, повторил про себя судья и спросил: — Госпожа Павлина Калуссис-Луганис, не так ли?

Адвокат тронул Павлину за руку. Она вышла из оцепенения:

— Да?

— С вами говорит председатель суда, — шепнул адвокат.

Павлина посмотрела на судью. «Да этот парень мне ровесник, — подумала она. — У него, наверное, есть жена, дети, друзья, он живет нормальной размеренной жизнью».