Читать книгу - "Медленная проза - Сергей Костырко"

На скамейке рядом расслабляются два мужика. Обоим за пятьдесят, сухощавые, кряжистые, в синих спортивных костюмах. Нога за ногу, в зубах – по беломорине, в руках – такие же, как и у меня, полулитровые стеклянные банки с пивом. Времена пивных кружек здесь кончились. Каждый раз, когда я поворачиваю голову к морю, вижу профиль ближайшего ко мне – оттопыренная нижняя губа, орлиный испепеляющий взор: «…он мне: тыр-пыр, больше не повторится! А я ему: будьте любезны! По-эл? Чтоб ноги твоей у меня в “Водоканале” не было. Отцвели, мля, хризантемы в саду!.. Да у меня весь город в кулаке, а тут нервы мотай из-за всякой срани… Весь город! Во! – мужик вытянул руку и сжал пальцы в кулак. – А это, извини, как-никак восемнадцать, если уже не двадцать тыщ населения… И Надьку эту обломаю. Увидишь. Я мужик терпеливый, но что бы еще из-за бабы? Изви-и-ните!»

Пауза. Оба присосались к банкам. Перевели дух. Раскурили потухшие папироски. Затянулись. Выдохнули.

– Сволочи! – с чувством сказал второй мужик.

– Да… – подтвердил говорун и сплюнул.

На пару минут мужики впали в задумчивость, отвернув головы к морю…

Набегала волна.

– Ну что, еще повторим?

Оба встали, с горделивым недоумением оглядели случившуюся поблизости публику. Говорун скосил чуть помягчевший взгляд в мою сторону, как бы проверяя произведенное впечатление, увидел теннисную ракетку, и на лице его обозначилось нечто почти оскорбленное: так ты, оказывается, из этих?

Я с благодарностью проводил их взглядом.

И, кстати, он прав. Теннис – это только во вторую очередь спорт. А в первую – масонская ложа. Каждый день ты входишь в отделенное от всех и вся высокими металлическими сетками пространство – и чувствуешь, как сами собой разворачиваются плечи, втягивается живот, пружинит нога. Каждый день четверо незнакомых, чужих (во всех отношениях чужих) человека вежливо здороваются с тобой, поддерживая теннисные выражения лиц фразами типа: «Как игра? Какой сегодня корт? Не перелил Паша воды?» А ты с удовольствием отмечаешь, с какой предупредительностью сторонятся перед тобой их телохранители. Сигареты «Кэмел» ты вытаскиваешь только на корте, так же как и пьезозажигалочку, подаренную коллегой из Канады (в комнате у тебя на столе – «Ява» и спички). Ну и так далее… И ведь греет же все это душу дураку.

Нет, Амбал мне действительно нравится. Мне вообще симпатичны огромные мужики – не пузатые, грузные, а именно огромные. Как Амбал. Чуть выше среднего роста, но с широченными плечами, квадратной спиной, могучим загривком, массивными ногами. На корте легок, подвижен, в игре с мужиками резок, с женщинами – по-кошачьи мягок. Приятен его умный ироничный взгляд. Амбалу лет тридцать – тридцать пять, и он охотно подыгрывает своей компании, соглашаясь на роль младшего, косит под дворового пацана. При появлении на корте посторонних легко меняет роли – появляется предупредительность, чуть ли не светский лоск. На фоне действа с хлопаньем дверцами шикарных автомобилей и шествием телохранителей его ирония и пластичность производят впечатление.

…Вообще-то сегодняшняя сцена на кортах – это уже второй звонок.

Первое предупреждение я получил неделю назад. Когда еще только обживался здесь – обходил с фотоаппаратом и тетрадкой набережные и кривые горбатые улочки, по опыту зная, что первые впечатления надо записывать сразу же. Гуляя по парку, я набрел на глухую аллейку с совершенно убойными по претенциозности (курортный стиль 50-х, а может, и 30-х годов) беседками: обвитые плющом, с крылечком, с крохотными деревянными колоннами и с деревянной лирой, приколоченной над входом, – такие вот храмчики для уединенных размышлений. Идеальное место для курортного графомана. Особенно когда деревья вокруг раскачиваются ветром и мощный и влажный, как шум дождя за окном, шелест их крон отрезает тебя от мира… Я не заметил, когда в шум листьев вплелось бухтение двух мужских голосов, такое же безликое, покойное и сонное, как жужжание шмеля. На секунду, когда голоса приблизились, я отвлекся от писания – «…а ты как думал, сука?» – «Гадом буду, отдам! Ты меня знаешь, Клим. Подожди еще». – «Хватит. Вторую неделю жду». – «Да ты вспомни, сколько они везут. Это хороший кусок. Очень хороший!» – «Тогда где он?» – «Не знаю. Честно. Знаю, что товар взяли в Батуми. Вояки довели их до Гагры. Оттуда звонили в пятницу. А потом пропали. Но ведь и раньше так было. Что ты хочешь – война. Мало ли что». – «Во-во, мало ли что». – «Клим, мы с тобой не в первый раз. Набрось еще по полпроцента на день. Все отдам». – «Хорошо. По полтора процента. Жду четыре дня. А нет – пригонишь свой “форд”». – «Клим! Имей совесть!» – «Все. Хватит… Давай о наших делах».

Ветер лег на деревья, голоса утонули в шуме и вроде начали отдаляться. Было сильное желание испариться. Я даже дыхание задержал. Голоса пропали совсем. Аллейка короткая. Чтобы выйти из нее, им должно хватить минуты две-три. Я выдержал семь минут. И выскочил наружу. Даже аппарат не зачехлил, тетрадку не убрал. Так, с открытым объективом и с заложенной пальцем тетрадью, возник на аллейке. В двух метрах от беседки (не дальше!) на скамейке сидели два мужика. Боковым зрением я ухватил только позы: один, в очках, склонился над раскрытой папкой, второй дернулся и застыл, развернувшись в мою сторону. Вперив очи вдаль, всем своим видом изображая безмятежность и невключенность ни во что на свете, я прошествовал мимо. При выходе из аллейки обогнул две неподвижные машины, и трое стоявших возле машин бритоголовых качков разом повернулись ко мне. Но я уже шел по центральной аллее, и кой-какой народ гулял и впереди и сзади…

Сильное было переживание. Но тогда я успокоился быстро – да мало ли что. Город большой, народу прорва. А я действительно не имею ко всему этому никакого отношения. Эпизод с беседкой сам собой пристроился к обычным страшилкам из курортных газет. Почитал, нервы пощекотал и тут же забыл.

И вот я сижу на набережной. Пиво пью. На девушку проходящую любуюсь. Про сцену на кортах не вспоминаю. Какое мне дело?! Ну нравится, нравится взрослым дяденькам играть в мафию – ты-то чего дергаешься?..

Ну а вообще-то хватит, наверно. Побаловался. Полюбопытствовал. Раз такое место – соблюдай технику безопасности: отыграл свое и уходи. Не путайся под ногами.

И тем не менее на следующее утро я, как обычно, потащился на корты.

Паши на месте не было. Подсобка закрыта. Но корты политы. И наш, и соседний, уже несколько дней закрытый по причине окончившегося сезона. И видно, что Паша поливал их недавно. Я переоделся и спустился на нижнюю площадку постучать у стенки. Играл минут десять. Паша не появлялся.

– Бог в помощь!

Я оглянулся. Глухарь. Уже переодевшийся для игры.

– При ударе слева чуть измените наклон кисти. Вот так… А где Паша?

– Не знаю. Сам жду.

Глухарь пошел на корты. Там уже собралась вся их бражка. И какой-то новенький. Что-то рано они сегодня. Похоже, на оба корта нацелились. А значит, делать мне сегодня здесь нечего. И, еще немного поиграв у стенки, опробовав совет Глухаря, я пошел на площадку переодеваться.