Читать книгу - "Последний поезд на Ки-Уэст - Шанель Клитон"

Я не хочу ложиться в супружескую постель, которую создала собственными руками. Я хочу бороться и найти выход. И в данный момент, ради пары свободных вдохов, я хочу смыть чувство отчаяния и утраты, навеянное лагерями, хочу избавиться от ощущения поражения и поступить так, как мне хочется, а не так, как хотят другие.

Когда я бросаю взгляд через плечо, Сэм уже стоит в воде, на нем белая майка, а ниже пояса его тело скрыто волнами. Без костюма он выглядит куда более крепким — мускулистый, с широкой грудью.

— На берегу эта идея казалась более заманчивой, — ворчит он, и я смеюсь во весь голос.

— Видели бы вы свое лицо.

— Тут холоднее, чем казалось.

— Бросьте, здесь тепло, как в ванной.

— И рыбы плавают, — брюзжит он. — Скользят возле лодыжек.

— Вам напомнить, что это была ваша идея? — снова хохочу я.

— И притом дурацкая.

Я подхожу к нему чуть ближе.

— Это вам на пользу, — говорю я, заглядывая под маску угрюмости, которой он прикрывается.

— Так и есть, — признает он. — Эти лагеря — я не был готов к тому, что там увидел. Возможно, с кем-то из этих людей я был на фронте. Я знаю, что они там видели и как это может повлиять на человека. Я мог быть здесь, рядом с ними — спать в богом забытой палатке и заливать свои проблемы алкоголем.

— Ваше спасение — в работе. Она придает смысл вашей жизни.

Я не знаю, откуда мне это известно, просто знаю, и все.

— Ваша правда. На их несчастье, случилась Депрессия. Они и так боролись за жизнь, а тут произошла другая трагедия. Сколько неудач может снести человек?

— Не знаю.

— Там казалось, что я не могу дышать, — признается Сэм. — Я хочу помочь им, но за что хвататься, когда все настолько плохо?

— Я полагаю, что эти лагеря были организованы правительством с целью помочь, даже если эта затея с треском провалилась.

— Думаете, они помогали? Или избавлялись от проблемы? Может, им не хотелось, чтобы сограждане видели, как тяжело живется ветеранам, как скверно обращаются с людьми, которых когда-то превозносили как героев? Гораздо проще было бы выплатить им их ветеранские пособия. Я…

Мне инстинктивно хочется его утешить, и это удивительно — я преодолеваю разделяющее нас расстояние, кладу руки ему на плечи и стою так, как бы не обнимая его, а просто удерживая на месте.

— Простите. — Я толком не знаю, почему или за что я прошу прощения — меня приучили так говорить, когда кому-нибудь больно или грустно. Слова и жесты — это доступные мне способы облегчить чужую печаль.

Сэм сглатывает, его кадык реагирует на движение. Когда он начинает говорить, его голос звучит более хрипло, чем обычно.

— Мне не следовало заводить этот разговор. Вы, наверное, переживаете из-за брата.

* * *

Я испытываю прилив стыда, потому что в данный момент мои мысли заняты отнюдь не братом.

Я прижимаюсь к Сэму теснее — потребность утешать трансформируется в потребность быть утешенной. Я скольжу руками по его телу, его сердце стучит у меня под ладонями.

До сих пор мои отношения с Фрэнком были исключительно платоническими. Возможно, он считает меня невинной и не хочет переступать черту. Еще вероятнее, учитывая его репутацию, что для этих дел у него есть более опытные женщины, и для удовлетворения потребностей я ему не нужна. Я — кукла, которую выставляют на полке и редко берут в руки, с которой никогда не играют — она дорогая и красивая, а самое главное — вызывает зависть.

Но стоит мне коснуться Сэма, и желание, спящее внутри меня, свернувшись кольцами, поднимает голову и охватывает меня с такой силой, что я едва могу дышать.

Сэм втягивает носом воздух, глубоко и прерывисто, выражение его лица непроницаемо. Он убирает волосы с моего плеча, проводит пальцем по подбородку — его рука слегка подрагивает.

— Элизабет.

Мое имя, произнесенное им, звучит как самая прекрасная музыка.

Меня пронзает чувство торжества — я склоняю голову ему в ладонь, ощущая щекой нежную трепетность его пальцев.

Я уже давно веду всех за собой и забыла, что можно прикасаться вот так — точно я что-то хрупкое и меня надо холить и лелеять.

Билли это было невдомек.

В наших с ним отношениях мы были точно Далила с Самсоном, и я вела.

Но сейчас Сэм перехватывает у меня инициативу с уверенностью мужчины, знающего, чего он хочет, и от сознания того, что из загонщика я превращаюсь в объект охоты, по телу пробегает дрожь.

Сэм клонится вперед, ниже, ниже, его рот уже совсем близко, его дыхание обдает теплом мой подбородок, он тянет меня к себе, по коже разливается жар, наши губы вот-вот соприкоснутся…

Над нашими головами раздается громкий гудящий звук.

Я вздрагиваю в его объятиях.

— Что это?

Сэм быстро делает шаг вперед — наши руки расцеплены, и я снова вижу перед собой бывшего солдата, а ныне — федерального агента.

Он напряжен.

— Это самолет.

Мгновение спустя в поле зрения появляется небольшой объект — он ныряет между облаками, а за ним что-то полощется в воздухе.

Когда самолет пролетает над нами, мы поднимаем головы и читаем напечатанные на полотнище и теперь ясно различимые слова:

«Предупреждение об урагане».

— Это, наверное, самолет службы береговой охраны, — говорит Сэм.

— Есть основания для беспокойства?

Он отвечает далеко не сразу, и это затянувшееся молчание заглушает момент возникшей между нами близости.

— Я не знаю.

Я вижу, что его тяготит состояние нерешительности и незнание ответа.

У него на лице то же самое выражение, как несколько минут назад, когда он чуть не поцеловал меня.

Возможно, к большому сожалению.

Мне становится холодно, в воде уже некомфортно, все разом изменилось.

И после зловещих слов, мелькнувших в небе над нашими головами, эта крохотная полоска пляжа больше не кажется раем.