Читать книгу - "Место для нас - Фатима Фархин Мирза"

Марк кивает Гранту, и Амар понимает, что они теперь друзья. – Он? – удивленно спрашивает Марк при виде Амара.

Неужели они договорились напасть на него сегодня?

– «Арабские ночи» подсказывают нам, что он оттуда, – объясняет Грант.

Брендон ухмыляется, Амар хочет сказать Гранту, что тот идиот, а он даже не араб. Но челюсти сжаты так сильно, что болят зубы.

– Точно, – говорит Марк.

Он на секунду встречается с Амаром глазами, но тут же отворачивается.

– Верно! Ты же его знаешь!

– Знал.

Стук закрытой дверцы отдается эхом. Амар прижался спиной к шкафчику. Отступил и ударился о дверь всем телом. Грант улыбается, откидывает голову, словно унюхал его страх.

– Нужно идти, – говорит Марк, оглядываясь.

Амар облегченно вздыхает. Они больше не друзья. Но между ними по крайней мере осталось уважение.

– Твой папаша террорист? – спрашивает Брендон.

Амар молчит. Его подташнивает, будто все его внутренности сжались в крошечный кулачок. Он переводит взгляд вверх, с серого цементного пола, серого цементного раствора и темного пятна жвачки на Марка, который избегает его взгляда. Это не гнев. Это не страх. Это не одна из тех перепалок, которые у него бывали раньше. Он слишком стыдится. Стыдится даже сказать: нет, он не террорист.

– Марк, ты и его папочку знаешь?

– Да, старик.

Однажды, когда им было десять, может быть, одиннадцать, отец взял всех в боулинг. Палец Марка застрял между шарами для боулинга, когда о них ударился еще один. Ушиб был таким сильным, что отбил всю охоту к боулингу. Мама завернула в салфетку кусочек льда из автомата с содовой, папа дал им кучу четвертаков для других игр, в которые можно было играть одной ноющей рукой. Мальчики отправились в галерею, а Хадия и Худа заняли их места. Они принесли домой десять липких инопланетян и одну светящуюся палочку.

– Так он террорист? – переспрашивает Грант.

– Заткнись на хрен, старик, – огрызается Амар.

Хорошо. Это уже лучше. Это звучит круче.

Марк – единственный из этих идиотов, кто бывал в их доме, обедал вместе с ними. И если кто‐то должен сказать им, что его отец – не террорист, просто человек, который носит белые рубашки на работу и берет из дома бумажные пакеты с ланчем, так это Марк.

У его отца темное лицо и темная кожа – намного темнее, чем у Амара. Нрав у отца бешеный, он долго молчит, пока не взорвется, но гнев направлен только на сына. И то все скандалы обычно были спровоцированы Амаром. На закате отец гуляет, медленно обходит задний двор, останавливаясь у цветущих кустов.

Иногда по вечерам Амар наблюдал за ним в окно спальни и думал, насколько безмятежным выглядит отец: скрещенные руки заложены за спину. Он хотел рассказать им все это. Сказать: нет, мой отец показывает нам небо и звезды, если мы давно не смотрели на них. Он учит, как по луне определить начало месяца. Он читает книги, в которых осторожно делает пометки простым карандашом. Всегда извиняется, когда на улице проходит слишком близко от другого пешехода. Мой отец никогда не гневается на незнакомых людей.

Марк пожимает плечами:

– Он уж точно выглядит как гребаный террорист.

Амар бьет его по лицу. Снова и снова. Так быстро и так жестоко, что Марк ударяется головой о шкафчик и сползает на пол. Обезумевшие глаза широко раскрыты, одна рука закрывает рот. Грант и Брендон переводят взгляд с Марка на Амара и обратно, явно не зная, что делать. Даже Амар не знает, что делать. Должен ли он бежать? Рука болит так сильно, что приходится придерживать ее другой.

Марк отнимает руку. На его зубах кровь. Она хлещет из разбитой губы. Течет на подбородок. На воротник рубашки. Он снова зажимает пальцами рот, словно пытаясь остановить ее. Чьи‐то руки хватают Амара и поднимают с пола. Это Брендон. Амар начинает брыкаться, но не может пошевелить руками. Грант смотрит на него, явно довольный, невероятно довольный такой возможностью, и подступает к Амару. Теперь очередь Амара получать удар за ударом.

Любое прикосновение к лицу отзывается резкой болью. Он сидит в кабинете медсестры, положив руки на колени, и старается не прислоняться головой к стене – это очень трудно вынести, наверняка там вздуется шишка. Он ждет, пока свет выключится. Старается сосредоточиться на плакатах с изображением полезных продуктов, мышц и костей тела, на стеклянных контейнерах с ватными шариками и деревянными палочками. Щурится, дожидаясь, пока перед глазами все поплывет, а потом всматривается в раковину, снова щурится и слушает тиканье, означающее, что прошла еще минута. Медсестра очень добра к нему. Ее зовут миссис Роуз. Она осматривает его еще раз, даже после того, как заклеила бровь, подбородок и дала салфетку, чтобы приложить к разбитой губе.

– Что он сказал? – спрашивает Амар, после того как она позвонила его отцу.

– Он просто слушал.

Миссис Роуз грустно улыбается. Промокая его бровь, она все твердила: «Господи боже мой, что вы сделали друг с другом, мальчики?» Там, куда она прижимала ватку с антисептиком, начинало щипать. Ему хотелось плакать, но он не плакал. Хотелось прикусить губу, но она тоже болела. Закончив, она показала на него и прошептала:

– Ты сильный молодой человек. Не обращай внимания на злобные речи. Я всегда говорю это сыну.

Тут он едва не заплакал, но смог только кивнуть. Может, директор рассказал ей о случившемся с точки зрения Амара. Марк, Грант и Брендон утверждали, что он набросился на Марка, а они пытались его защитить. «Прискорбное поведение, – констатировал директор, после того как объявил, что все равным образом не допускаются до занятий. – Абсолютно неприемлемое».

Грант и Брендон, на которых не было ни единой царапины, были отосланы домой. Миссис Роуз распределила Марка и Амара по разным группам. Все были отстранены от занятий на неделю. «Если что‐то подобное случится снова, – предупредил директор, – исключены будут все».

Жаль, что мамы нет дома. Лучше бы она заехала за ним. Она знает, что сказать, и не станет на него злиться. Но она так далеко, а он даже не может объяснить ей, что случилось. С каким лицом он встретит ее, когда она приедет? Бровь рассечена. На лбу такой огромный синяк, что до него больно дотрагиваться. Во рту вкус крови. Миссис Роуз сказала: «Дорогой, возможно, тебе нужно наложить швы». Ему нравится ее голос, ласковый, сладкий и теплый. Она говорила так, словно в ее словах звучала музыка, – так приятно, когда тебя называют милым, дорогим.

Прошло три дня с одиннадцатого сентября. Тем утром Амар был почти готов к школе. Правда, он плохо выспался, был рассеянным и долго доедал свои хлопья, пытаясь вспомнить, сложил ли все футбольное оборудование для тренировки после школы. Он мешал ложкой молоко, наблюдая, как крошечные лепестки хлопьев появляются и снова тонут. О том, что случилось, они узнали от мамы, которая позвонила из Индии и велела отцу немедленно включить новостной канал.