Читать книгу - "Твоя любовь сильнее смерти - Мария Садловска"

Бабка Ксения варила в большом чугуне баланду на всю семью. Из тряпочки узелок завяжет, макнет в баланду и тебе дает сосать. Узелок большой вязала, чтобы ты не смогла проглотить, а заодно и плача не слышно…

Золотухой ты тогда заболела. Да так тяжело, что на личике не различить было ни глаз, ни носа, все покрылось струпьями. Плакала дни и ночи. И тряпичным узелком не заглушить было. К тому времени тебе было полтора года, а показывала, дай Бог, на годик. Улька тогда извелась вся, день-деньской в поле, а ночью тебя с рук не спускает, чтобы дать остальным поспать. Им же раненько уходить в поле.

Я в то время работала учетчицей в колхозе, и мне, конечно, физически легче было, чем твоей маме. Поэтому забирала тебя к себе вечером на пару часов, давала Ульке хоть немножко отдохнуть. Избы-то наши рядышком стоят, почти что один двор. С тех пор и привязалась к тебе.

Как чувствовала, что своих детишек никогда не будет… Ну, да ладно, это отдельная история. Ко всему этому случилась с Улькой беда: забеременела она. Мне-то она сразу призналась в надежде, что я помогу ей избавиться от ребенка. За свою жизнь я многим помогала. И роды принимала, и девушек из беды выручала. Грех, конечно, но иногда приходилось грешить, чтобы не случилось большего греха… Видимо, свыше далось мне это умение разбираться во всех женских делах. За это и поплатилась: Бог мне деток не дал. Что же касается Ульяны, то здесь я твердо решила: не буду встревать в промысел Божий. Обиделась она тогда на меня. Но зато через полгода родилась твоя сестричка Анечка. Ну, а пока Улька стала перевязывать потуже живот, чтобы подольше ничего не было заметно, надеясь втайне на чудо. К тебе, понятное дело, еще меньше внимания стало со стороны Ульяны.

И вот как-то с утра все ушли в поле, бабка Ксения вынесла тебя в лозовой плетенке во двор, сама управляется по хозяйству, а ты, как всегда, захлебываешься в плаче.

Через дорогу от наших домов жила соседка Марфа. Глупая бабенка была, горластая. Подходит к твоей бабке и говорит:

– Что ты, Ксюня, над ребенком издеваешься? Ты видишь, как оно мучается бедное? Открой окошко, положи его на подоконник на сквозняк. Может, его Бог приберет. Да пеленки с него убери, пусть будет голенькое. Так быстрее отойдет…

Я уверена, что Ксения не со злой души послушала эту дуру… Тяжело было всем, время было такое.

Наверное, небу было угодно, чтобы я именно в это время подходила к своему дому, да еще с тетей Фаиной. А к тете Фаине я часто обращалась за советом. Она много всего знала… Людей лечила травами, заговорами. За это они ее называли колдуньей. А она их все равно лечила…

Мы подходим к нашему двору. А голос у тебя уже совсем квелый, как будто котенок пищит. Только иногда голыми ручонками пытаешься глаза тереть. Я, ничего не понимая, схватила тебя на руки и прошу тетю:

– Тетя Фаина, Христом Богом прошу, посмотри ребенка, может, ему еще можно помочь!

Фаина тогда ощупала тебя всю, ты даже под ее руками умолкла, и велела принести ребенка вечером к ней.

Что тогда было! Даже вспоминать неохота. Я впервые видела, как бабка Ксения плакала. Ульяна побежала к Марфе, вцепилась той в волосы. Я еле их разняла. Ну, а потом Улька пошла с тобой к Фаине. Оставила тебя знахарка у себя на ночь и только на второй день вернула ребенка. Как тебя тетя Фаина лечила – никто не знает, только после этого ты спала сутки, без просыпа. Ксения время от времени подходила к тебе проверить – дышишь ты или нет. А потом ты пошла на поправку. Только с того времени сквозняков боишься да мерзнешь постоянно. Бабка Ксения всегда тебе давала на ночь лишнюю фуфайку укрываться. Одеял-то вдоволь не было, время было такое…

Баба Люба поправила на Ольгиных плечах теплый платок и заботливо спросила:

– А печка-то достаточно греет? Тебе хватит до утра тепла?

Ольга, вытирая кончиком платка мокрые от слез щеки, утвердительно кивнула головой, потом, помолчав, добавила:

– Мне тепло, спасибо, тетя Люба!