Читать книгу - "Героиня второго плана - Анна Берсенева"

С этими словами она поцеловала его в висок, и он почувствовал, как ее уверенность входит в него по осязаемой дорожке поцелуя.

Дочку Марина родила на следующий день после последнего госэкзамена. Мама по этому поводу заметила:

– Она так уверенно требует, чтобы жизнь соответствовала ее планам! Неудивительно, что жизнь ничего не имеет против.

Арсений расслышал в мамином голосе легкие нотки иронии, но понял, что они вызваны только ревностью к невестке – может, даже не осознаваемой, – а неодобрения в них нет. Маме всегда недоставало в московской жизни размеренности и рациональности, к которой она привыкла в своем рижском детстве и юности, и она готова была считать таковыми Маринин напор.

Она попросила назвать внучку Ингой в память недавно умершей Арсениевой бабушки, и Марина охотно согласилась.

Арсений не раз слышал от многих людей, что с появлением ребенка жизнь меняется полностью, иногда до неузнаваемости. Он испытывал в связи с этим опаску, однако старался правильно себя настроить, пока Марина была в роддоме.

Но когда он забрал ее и дочку… Все оказалось совсем не так, как он думал.

Во-первых, он не ожидал, что созерцание маленького носика и круглых щечек вызовет у него такой восторг. Девочка показалась ему прекрасной, как цветок, и, дрожащими руками принимая ее у роддомовской нянечки, он меньше всего думал о будущих сложностях собственной жизни; точнее, вообще он об этом не думал.

А во-вторых, в первую же ночь ему показалось, что ничего и не изменилось вовсе. Девочка спала до шести утра, и они с Мариной спали тоже, и иногда прямо во сне целовались.

Никаких существенных изменений он не заметил и днем. Правда, Марина поменяла назначение комнат – отвела ребенку бывшую спальню, а семейную постель переместила в гостиную, – но не такое уж великое это было изменение, да и быстро выяснилось, что именно оно позволяет девочке естественно и просто входить в их семью из загадочного небытия, из которого она появилась, а им самим вести почти ту же самую жизнь, к которой они привыкли.

Маринина мама хотела приехать из Твери на месяц-другой, чтобы помочь дочери управляться с младенцем, но Марина сказала, что в этом нет ни малейшей необходимости, и теща приехала лишь на несколько дней «в отведки», как она это назвала.

Арсений вздохнул с облегчением: мать была похожа на Марину энергичностью и громким голосом, но не обладала и толикой ее умения создавать правильную, ладную жизнь. Она все вокруг себя переворачивала с ног на голову, вдобавок любила выпить и поговорить под рюмочку, он еще во время свадьбы это заметил, и это было чрезвычайно утомительно.

Свадьбу Арсений вообще вспоминал как кошмарный сон – всю эту обширную тверскую родню, исправно выпивающую, но при том тщательно следящую, чтобы соблюдались все народные обычаи вроде идиотского выкупа невесты, без которого жениха не хотели пускать в подъезд.

Так что, когда выяснилось, что Марина в маминой помощи не нуждается, он обрадовался.

И жизнь их потекла хоть и по-новому, но не хуже, чем прежде, а только лучше.

Арсений сидел над учебниками и конспектами вечерами, как и прежде. Ну, не в гостиной теперь, так как Марина стала ложиться спать рано, чтобы прибывало молоко, а в кухне, но это перемещение можно было считать такой мелочью, на которую и внимания обращать не стоило.

Точно такими же, несущественными, оказались и все трудности, которые он отметил в своей жизни за первый год отцовства. Ингуша была таким необременительным и ласковым ребенком, что любой взрослый мог бы ей позавидовать.

– Правильно мы ее назвали, – заметила Марина. – Бабушка твоя была – само спокойствие. И правнучке передалось. Имя вообще большое дело. Арсений, например, означает мужественный и возвышенный.

– Откуда ты знаешь? – удивился он.

– Давно еще в словаре имен посмотрела. Сразу, как с тобой познакомилась. Тебе твое имя подходит.

Это соображение показалось Арсению несущественным, но то, что благодаря бабушкиному имени у его дочки будет ровный и добрый характер, очень ему понравилось.

Марина сидела дома полгода, пока кормила грудью, а потом вышла в Первую градскую, куда ее распределили на работу. Три дня в неделю с ребенком приходила сидеть мама Арсения, а еще на три дня Марина нашла нянечку – как обычно, нашла сразу же, как только ей это потребовалось, хотя, Арсений слышал, поиски няни являлись огромной проблемой для всех семей с детьми.

Правда, на няню уходила вся Маринина зарплата, но, во-первых, зарплата все равно была мизерной, во-вторых, возможность работать была для Марины важнее материальной стороны дела, во всяком случае, сейчас, а в-третьих, проект, в котором Арсений с полного ее одобрения взялся участвовать из чистого, не обременного ничем материальным интереса, вдруг оказался невероятно прибыльным.

Программы этого проекта пользовались таким спросом по всему миру, что у Арсения должна была бы закружиться голова. Еще бы – в двадцать лет вдруг обнаружить, что у тебя имеется счет в солидном американском банке, и счет этот все время пополняется, и именно от тебя, от твоего личного усилия зависит сумма пополнения! И все это сразу же после того, как исчезли все деньги со всех счетов, которые были открыты всеми жителями твоей страны в единственном ее банке…

Какой человек, да еще молодой, отнесся бы к этому невозмутимо?

Арсений оказался именно таким человеком. Наверное, имело значение то, что он участвовал в проекте не один, и его ровесники в США, Франции и Англии были готовы к такой работе и к таким заработкам, и их отношение к успеху передалось ему. Наверное, немаловажным было и то, что дальнейшая работа требовала не почивать на лаврах, в том числе денежных, а постоянно идти вперед, узнавая в своем деле новое, и дело само по себе было таким новым, что перемены в нем происходили ежедневно.

Но главным было то, что с присущей ей точностью высказала мужу Марина.

– Тебя ничем с ума не сбить, – сказала она. И добавила, почему-то тихо, в самое его ухо: – Ни с ума, ни с характера. Ты мой якорь. Если бы не ты…

Он вспомнил эти слова много лет спустя. Так много, что вспомнил их, можно считать, уже другой человек, а не тот мальчик, которому жизнь только-только открылась, и сразу в счастье и ясности. Он вспомнил их и понял, что они означали, но как-либо применять это свое понимание было уже поздно.