Читать книгу - "Улица Окопная - Кари Хотакайнен"

Потому что он знал только одно дело.

И потому что он не слушал меня.

Я тоже знаю только одно дело.

И я тоже не слушаю никого.

Но в чем же различие?

В результате Второй мировой войны Финляндия вынужденно уступила Советскому Союзу территории Карелии и Печенги. Переданные земли составляли двенадцать процентов от площади страны. Оттуда необходимо было эвакуировать свыше четырехсот двадцати тысяч человек. В 1945 году утвердили один из гениальнейших и эффективнейших законов в нашей истории – закон о приобретении земли. В соответствии с ним, в стране создали сорок пять тысяч новых фермерских хозяйств и пятьдесят шесть тысяч участков под строительство жилых домов. Таким образом разместили беженцев и фронтовиков, в том числе и Тайсто Оксанена.

Ему после войны предоставили шанс, участок и готовые чертежи типового дома.

Мне государство оплатило обучение и переселило из деревушки в городскую многоэтажку.

О его войне нам всем необходимо было знать, о моей войне не рассказывал никто.

У него дровяное отопление, у меня центральное.

У него баба, у меня женщина.

У него школа жизни, у меня высшая школа.

У него костыль, у меня соломинка.

У него – засадить, у меня – возбудить.

Он – если он беженец – спасался от войны в эмиграции.

Мою деревню разорили, а мне показали город. Или Швецию.

От этих сравнений пульс зашкалило за сто шестьдесят. Неохота было идти в душ, я опрокинул воду на башку из кувшина.

Полтора этажа. Посередине печь, рядом кухня, спальня и гостиная, наверху две маленьких спальни для детей. Таких домов выросло в Финляндии после войны примерно семьдесят пять тысяч. Дипломированные архитекторы впряглись в проектирование небольших домов для народа, единственный раз в истории этой страны. Редкий домик сохранился в первозданном виде, без дополнительных флигелей и новых жильцов.

По крайней мере, один.

И он должен быть моим.

Пульс сразу упал до 130.

В блокноте я создал новый раздел: Дом. Ниже записал все, что знал на данный момент об объекте и его владельце.

Хотя я еще ничего не знал о старике, я решил продолжить сравнение, подражая исследователям-урбанистам и специалистам по моделям поведения, которые выдают сентенции на основании вида из грязного окна автобуса.

У него жена умерла, у меня ушла.

У него сын в браке, у меня дочка в цветастом платье.

У него времени мало, у меня еще меньше.

У него плохие ноги, у меня плохая голова.

У него предрассудки, у меня пустые надежды.

У него верная позиция, у меня тоже.

У него злобное упрямство, у меня только упрямство.

У него дом в реальности, у меня – в мыслях.

Надо было заканчивать.

Я прилег на диван, чтобы успокоить нервы. Но нервов не было.

Подскочив, я постарался затихнуть перед их фотографиями. Вспомнил, что произошло у дверей Сирк-ку. Мне хотелось оттолкнуть Хелену и прижать Сини.

Я вышел на балкон перекурить.

Во дворе галдела молодежь, кто-то из них показал мне средний палец. Я ответил тем же и швырнул окурок прямо в толпу. Они заорали, что завтра изобьют меня.

У них в жизни нет ничего. Ни палки, ни сердца.