Читать книгу - "Имбирь и мускат - Прийя Базил"

Когда пришла очередь Раджана, Карам застучал по столу еще сильнее. Он просто не мог понять, в чем дело. Мальчик всегда был отличником в Уганде, а здесь, в хорошей школе с превосходными условиями, не показал даже средних результатов.

— «Математика — есть знания, нет усердия». — Карам стал зачитывать вслух строчку за строчкой, перемежая их ударами по столу. — «История — нужно больше заниматься». — Бах. — «Французский — не старается понять даже основы». — Бах, бах. — «Биология — надо заниматься усерднее». — Бах. — Как Это Понимать? — взревел Карам, подчеркивая каждое слово очередным ударом. Раджан испугался и не мог вымолвить ни слова. — Вечерами ты сидишь за столом и притворяешься, будто учишь уроки. А на самом деле? Что ты, черт подери, делаешь? — Он закричал так громко, что даже Сарна подпрыгнула от страха. — Зачем я привез тебя в эту страну? Чтобы ты плохо занимался? Нет. Так нельзя. — Глаза Карама горели огнем. — Почему это произошло? Сколько раз я велел тебе сосредоточиться на уроках? — Он взмахнул рукой и с силой опустил ее на спину Раджана. — Сколько раз тебе говорить?! — Хлоп. — Сколько повторять одно и то же? — Хлоп. Ударами он отвечал на свои риторические вопросы. В детстве Карам считал про себя, чтобы отвлечься от боли, а теперь причинял страдания под монотонный напев бесконечных упреков.

— Хаи! Прекрати! — Сарна встала между ними. — Он ведь ничего не ел. Я тебе говорила: он нездоров. Если ребенок голодает, то как ему, по-твоему, учиться?

Слезы катились из глаз Раджана, но от ужаса он не проронил ни звука.

— Убери его с глаз моих, — велел Карам. — Все вон!

Так происходило всегда. Если Карам поднимал руку, то потом он либо сам уходил из комнаты, либо выгонял остальных, словно хотел поставить физический барьер между собой и жертвой и не видеть, что натворил.

Время шло, и Пьяри стала замечать, что братик ведет себя еще страннее. Он проводил перед зеркалом все больше времени. Однажды ей даже показалось, будто Раджан ударил свою патку. Утверждать она не могла — вдруг он просто поправил ее грубым движением. Однако его стиснутые губы подсказывали, что не все так просто. Брат стал по-новому играть в любимую игру. В детстве он любил собирать обрезки материи, оставшиеся от Сарниного шитья, и делать из них крошечные тюрбаны. Так он старался походить на отца, который каждый день повязывал свежий головной убор. Тюрбаны Раджана, четко очерченные и аккуратные, действительно были очень похожи на отцовские. «Настоящий сикх растет», — приговаривал Карам, с любовью сжимая руку сына. Раджан уже давно вырос из мини-тюрбанов, но теперь его увлечение вернулось. Он непринужденно и искусно обвязывал пальцы тканью, а потом срывал ее с такой яростью, точно разыгрывал сцену обезглавливания. Пьяри поняла: пора все рассказать родителям. Никакое битье или усердные занятия не помогут брату, если он ненавидит школу. Сарна должна знать о насмешках одноклассников, ведь именно из-за них Раджан так странно себя ведет и плохо учится.

— Почему они издеваются над ним? — Сарна отвлеклась от теста, которое месила, и посмотрела на дочь. Почему смеются над ее маленьким принцем? — Он ведь такой хороший, добрый мальчик. Я каждый день кладу ему побольше еды, чтобы он делился с друзьями. Почему они его не любят?

— Мама, не все можно исправить едой. К нему пристают потому, что он индиец. Понимаешь, Раджан другого цвета.

— Он даже не похож на индийца! Кожа светлая, как молоко. Его легко спутать с англичанином, говорю тебе. — Сарна прищурилась. — Вот ты у меня настоящая индианка. Ты намного темнее, чем брат. — Она прекратила месить тесто и подозрительно посмотрела на Пьяри. — А тебя никто не дразнит?

— Нет. — Пьяри были неприятны слова матери, хотя она уже должна была к ним привыкнуть. Сарна каждый день выказывала недовольство ее внешностью, однако ее упреки по-прежнему больно ранили. Девочка не знала, что мать нарочно ищет в детях недостатки, ведь идеального ребенка она уже потеряла. Лучше любить несовершенство — может, тогда его никто не заберет.

— Точно? Наверняка дразнят. Твоя кожа ни капельки не посветлела с тех пор, как мы приехали. Я так радовалась, думала, английская зима отбелит тебе лицо — ничего подобного. Ни малейшего результата. — Сарна осмотрела дочку со всех сторон и легонько ущипнула за щеку, оставив мучной след. Иногда она позволяла себе такие вольности вместо ласок. — Ты мажешься «Мотамарфозой»? А? Мажешься?

— Да, мама. Прекрати уже. — Пьяри отвела взгляд в сторону и оттолкнула Сарнину руку. — И он называется «Метаморфоза», я сто раз говорила.

— Так я и сказала, «Мотамарфоза». Мне кажется, ты им не пользуешься. Кожа слишком темная. Хаи, ну что мне с тобой делать?

Пьяри пробежала пальцами по своей длинной косе, словно то был музыкальный инструмент. Мама права, она уже давно не мазалась этим ужасным кремом. От него щиплет вокруг глаз и вонь страшная, и вообще вряд ли он поможет. Персини покрывала им свою Рупию — ничего не изменилось. Пьяри ненавидела, как мать произносит название крема. Будто нарочно говорит неправильно, чтобы поиздеваться. Мотамарфоза — пукни погромче, вот что означает это слово в устах Сарны. Разве бывает крем с таким названием? Видимо, да. Специально для темнокожих дочерей.

— Посмотри на свой нос! Хаи Руба. Такой большой — прямо как у вашего питхаджи. — Сарна все еще бурчала. — Ты трешь его, как я показывала? Что-то он совсем не изменился. — Она сжала нос дочери с двух сторон указательными пальцами. — Если бы ты делала вот так каждый день, он был бы уже вдвое меньше!

— Ми! — взвизгнула Пьяри. «Ми» — средний слог из «мамиджи», так она с детства называла Сарну. — Мы говорим о Раджане!

— Не верю я в это. Если они не дразнят тебя, то почему издеваются над Раджи?

— Потому что… — Пьяри взяла косы и показала их пушистые кончики маме. — Потому что он мальчик и он другой. У него волосы длинные.

— Длинные волосы? — переспросила Сарна, облизнув губы, как будто проверила слова на правдивость.

— Да, длинные волосы. — Пьяри рассказала, какими словами обзывают ее брата.

— Хаи, сыночек мой! — Мать прижала руку к груди. — Почему? Они разве не знают, что мы сикхи? Хаи ваичара, мой бедный Раджа. Кто эти негодяи? Позови его, надо спросить их имена. — Она говорила все быстрее и громче с каждым предложением. — Я покажу им, как оскорблять моего сына! Никто не смеет так о нем говорить. Погоди, вот вернется отец и сразу же пойдет в школу, пожалуется на этих мальчиков. Где Раджан? Зови его.

— Ми, нет! Он не знает, что я тебе все рассказала. Он разозлится. Это не выход. — Пьяри вспомнила, чем занимается Раджан перед зеркалом, и прошептала немыслимое: — Мне кажется, его надо постричь.

— Хаи, что ты!.. — Сарна слегка толкнула дочь. — Даже не думай об этом и не смей сказать такое при отце! Ну и мысли у тебя! Глупости какие… У бедного Раджи неприятности в школе, а сестра решила его оболванить! Тебе надо поучиться уважению.

Когда Сарна рассказала об этом мужу, тот разгневался и принял все на свой счет — любое оскорбление в адрес сына было направлено и на него. Говорить плохо об одном сикхе — значит порочить всех. Жаль, он не успел до переезда провести дастар бханди для Раджана, как собирался изначально. Сыну уже давно пора сменить патку на тюрбан. В нем он выглядел бы куда старше и умнее, и, возможно, никто бы не стал его дразнить. Карам не мог избавиться от чувства вины за то, что над Раджаном смеются. Как же он забыл про дастар бханди?