Читать книгу - "Эхо небес - Кэндзабуро Оэ"

Хотя со мной Дядя Сэм поздоровался коротко и угрюмо, с Хикари он, по-видимому, дружелюбно болтал всю дорогу. Большой любитель иностранных телепрограмм, Хикари способен вести простой разговор по-английски, правильно выговаривая слова. Возможность понять его связана с тем, насколько внимательно его слушают…

Мариэ рассказала, что они сразу же встретили Дядю Сэма, вместе сделали все закупки, зашли в кафе, а потом посидели в китайском ресторане. Для меня они захватили навынос рулетики с курицей. Когда мы добрались до дому, я увел Хикари в пристройку и взял нам еды на ужин.

Целый час, несмотря на закрытые деревянные ставни, до нас без перерыва доносились стоны Мариэ, и я чувствовал себя не в своей тарелке. Потом, когда мы уже наконец засыпали — Хикари в постели, я на расстеленном на полу тюфяке, — все началось с начала, и в полутьме (я оставил свет в ванной и неплотно прикрыл дверь) я видел недоуменное лицо Хикари, который все еще лежал, не засыпая, заткнув уши руками с растопыренными пальцами.

Дав ему наутро лекарство, я приготовился еще поспать, чтобы выспались и они, но стоны начались заново, и наконец Хикари спросил: «А что там болит у Мариэ?»

Пока мы завтракали, Мариэ сидела с легкой улыбкой на губах и опущенными глазами, казалась смущенной и явно чувствовала себя замечательно. Потом легким шагом молодой женщины, так не похожей на то усталое существо, каким она была два предыдущих дня, отправилась вместе с Хикари в бассейн. Я остался лицом к лицу с Дядей Сэмом, сидевшим на подоконнике, спрятав глаза за стеклами темных очков в металлической оправе. Губы и нос (наверняка прелестные, когда он был ребенком) по непонятной причине неестественно розового цвета. И мне было доверено растолковать ему, по просьбе Мариэ, каково ее отношение к собственной жизни сейчас и в ближайшем будущем.

Дядя Сэм, разумеется, оскорбился бы, скажи я это вслух, но, пока я сидел лицом к нему за кухонным столом, слабые дуновения ветра, от которых трепетала сверкавшая на солнце свежая листва, доносили до меня легкий запах, заставлявший вспомнить кота (или кошку?) в период течки.

Тема, которой мне предстояло коснуться, была деликатной, но, несмотря на все трудности лепки английских фраз при моем небогатом словарном запасе, то, что я с колоссальным трудом сказал бы по-японски, выговаривалось теперь с поразительной легкостью. Таинственным образом это случается, когда бы я ни заговаривал на чужом языке.

— Секс с вами доставляет Мариэ большое удовольствие, но ей необходимо постоянно работать над своей духовной жизнью. Поэтому она не может уйти из Круга и жить с вами. Пожалуйста, постарайтесь понять ее чувства в этом вопросе.

Дядя Сэм неподвижно сидел на подоконнике, во взгляде читались строптивость и недоверие, все мускулы крепкой белой шеи напряжены, пушок, которым она покрыта, пронизан светом, отраженным от деревьев за окном. Мариэ, как я знал, предупредила его, что после ее ухода я сообщу ему что-то важное и он должен внимательно меня выслушать. После паузы он спросил низким звучным голосом:

— Зачем ей эта религиозная коммуна? Она не признана ни одной из церквей, о которых я слышал. — Он совершенно не сомневался, что что-то от него скрывают.

— Мариэ нуждается в этой коммуне, потому что пережила трагедию, которую можно, наверно, назвать страшнейшей из мыслимых. И не оправилась от нее. Возможно, не оправится до конца… Помните сцену, разыгранную двумя молодыми актерами театра Коса? Это тогда причинило Мариэ страшную боль.

— Вы о скетче Томми и Джимми? Это как-то напоминает жизнь Мариэ? Я видел, что она просто в шоке, и спросил, в чем дело, но она ничего не объяснила.

Внимательно следя за всеми его реакциями, я рассказал, как ушли из жизни Мусан и Митио. Когда он говорил, что ничего не знает, я сомневался, верить ему или нет, но теперь понял: он не имел ни малейшего представления о случившемся. Когда Мариэ упрекала Коса за показанное на сцене, Дядя Сэм в компании двух молодых актеров стоял, слушая, тут же рядом. Но вся эта история показалась ему тогда настолько невероятной, что он счел ее переделкой какой-нибудь пьесы театра кабуки. Поэтому и не возражал против того, чтобы ее включили в спектакль: пусть будет еще и образчик черного юмора. А когда Томми и Джимми разыграли эту безумную сценку, он подумал, что Мариэ оскорблена поруганием японских культурных традиций.

Именно так оно и должно было выглядеть в глазах Дяди Сэма — этого мальчика из типичной американской семьи среднего класса. В недавней истории с хранением наркотиков он был единственным, ни в чем не повинным, и эта же невинность скрывала от него не только то, что чудовищные несчастья могут и в самом деле случаться с самыми обычными людьми, но и то, что встречаются также характеры, которые способны обращать это в комедию и делать объектом веселья…

Глаза Дяди Сэма наполнились слезами, а лицо покраснело, как у детей, когда их несправедливо отшлепают, что еще больше подчеркивало его непомерный рост. Тряхнув головой, но сумев сдержать слезы, он прошел в комнату, где на полу по-прежнему была расстелена постель, и закрыл дверь. Похоже было, что он лег, хотя так бесшумно, как вряд ли возможно для человека его габаритов. Потом я услышал горькие сдавленные рыдания, напоминавшие звуки, которые издает зевающая и почесывающаяся собака. Мой рассказ возымел слишком сильное действие. Чувствуя что-то вроде разочарования, я ушел к себе в кабинет.

Мариэ и Хикари поплавали вдоволь, но все же вернулись до темноты. Подняв голову от стола, я увидел, как они шагают по дорожке, тоненькими, но ладными голосами распевая детскую песенку из телевизионной передачи, а из леса выходит встречающий их Дядя Сэм. Потом, когда они отправились купить продуктов к ужину, он тоже пошел вместе с ними. И позже, за ужином, все время вел себя как прекрасно воспитанный молодой человек: учтиво помогал Мариэ за столом, говорил мало, выпил одну банку пива и вежливо отказался, когда я предложил ему перейти к виски. Серьезность не изменяла ему ни на миг.

В тот вечер свет опять потушили рано, и, снова слушая стоны Мариэ, я вдруг поймал себя на неожиданной догадке. А не была ли кассета, которую присылал Мариэ этот тип с телевидения, чуть искаженной при воспроизведении записью ее голоса? И не сдался ли он так быстро, когда мы объявили ему, что пленка поддельная, потому что испытывал к ней нечто большее, чем просто страстную одержимость, и в самом деле ее любил?..

На другой день лил дождь. Дядя Сэм объявил, что ему не хочется быть единственным иностранным пассажиром в автобусе, где полно японцев, так что Мариэ выдала ему денег на такси и пошла проводить до стоянки у супермаркета. Было зябко, и я развел камин, заложив в него наколотые еще в прошлом году дрова. Мариэ добрела до дому под дождем, стащила мокрые чулки и уселась к огню, натянув юбку на колени.

Каждое лето я понемногу читаю избранные жизнеописания славных мужей — том сочинений Бран-тома, который когда-то порекомендовал мне мой ныне давно покойный профессор. Поскольку после университета я уже толком не занимался французским, язык я знаю настолько, что даже и в аннотированном издании читаю со скоростью одна страница в день. Но с ходом времени легкий стиль захватывает меня, и чтение приятно вписывается в монотонный ритм загородной жизни. В тот день я сидел в гостиной, время от времени откладывая книгу, чтобы заглянуть в словарь, и в какой-то момент Мариэ, не сводившая глаз с языков пламени, лизавших белую кору березовых поленьев, нарушила молчание, произнеся: