Читать книгу - "Потешный русский роман - Катрин Лове"

4 февраля 2009, 04:30

Уважаемая Юлия Ивановна,

Мне крайне неловко, что я добавил Вам хлопот. Думаю, поездки по миру и смена часовых поясов очень Вас утомляют, хотя к последнему Вы наверняка привыкли, ведь Россия такая огромная страна. Я смотрю на Елену и легко представляю себе, какую жизнь Вы ведете. Мы с ней почти не видимся. Даже разговариваем редко. Простите старому человеку сорока пяти лет его ностальгию, но что сталось с бесконечными спорами, которые вели на кухнях люди Вашего круга? Зачем иметь так много комфортабельных домов, если не живешь ни в одном из них? Но оставим эти грустные и неуместные вопросы.

В Санкт-Петербурге холодно, вчера пошел мелкий снег. Он кружит в воздухе, как в невесомости, и, кажется, никогда не долетит до земли. Я восхищаюсь этой красотой, Юлия. Замерзшие каналы, ставший на Неве лед, мосты, которые больше не разводят, внушают мне уверенность. Время как будто остановилось. Я тщательно выбираю маршруты для прогулок, что помогает мне сохранять иллюзию застывшего времени. Поздно ночью я подхожу к окну и смотрю на дымы, поднимающиеся над домами, стоящими вдоль канала Грибоедова. Под серым небом, подсвеченным желтыми фонарями, когда шины больше не визжат на обледеневшем асфальте, редкие прохожие кажутся персонажами прошлых столетий. Я смотрю, как замерзшие люди осторожно бредут по тротуару, и думаю об их судьбах, искалеченных тем или другим кровавым режимом. Как часто они молили Бога о спасении или куске хлеба, но Он их не слышал. Сегодня по улицам Петербурга ходят потребители, они возвращаются по домам из баров и ночных клубов, они развлекаются взахлеб и вели бы еще более развеселую жизнь, одели их судьба богатством и роскошью, которую они лицезреют на экранах.

Мне кажется, Юлия, что время здесь разложено по маленьким матрешкам, хранящимся в самой большой и пузатой. Я поглаживаю ее, взвешиваю на ладони, осторожно, одну за другой, открываю те, что спрятаны внутри, закрываю глаза, вдыхаю запахи и слышу все звуки мира. Я слушаю рокот революции, речи, произносимые с балконов, ружейные залпы расстрельных команд, грохот сапог чекистов, явившихся арестовывать очередного «врага народа», завывание сирен, грохот бомб, скрип полозьев санок, везущих на погост тела людей, умерших от голода и холода. Я вскрываю матрешки, слышу голос смерти, это маховик, индустрия, и вздрагиваю от ужаса, одинокий и жалкий в петербургской ночи. В этом городе все перемешано, позолота и ужасы былых лет вплавились в рекламные вывески дня сегодняшнего. Мне бы следовало проявить сдержанность, остановиться на этом самом месте, чтобы никто не мог сказать, что я лезу не в свое дело. Меньше всего мне хочется прослыть кретином в Ваших, Юлия, глазах, поскольку я успел очень к Вам привязаться. Но истина заключается в том, что я ощущаю непреодолимое желание останавливать спешащих по своим делам людей, чтобы поинтересоваться, известно ли им, как много их сограждан, загубленных властью в разные времена, лежат в земле, на которой они сегодня развлекаются, пытаясь забыться в угаре веселья. Я принадлежу к тем людям, которые продолжают ходить на кладбища, тогда как представители Вашего поколения вечно спешат по делам, а другие — те, что постарше или вышли в тираж, не имеют ни сил, ни желания ходить куда бы то ни было, разве что в церковь. Да, мадемуазель, я болван и тупица и никогда не получу отпущения грехов.

Я начал перечитывать письма Валентины за июль-ноябрь прошлого года и попытался выделить информацию, которая могла бы оказаться полезной стажеру Кракову в его поисках. Я надеялся приложить их к этому письму, но силы оставили меня. Приношу Вам свои извинения и обещаю, что непременно сделаю это.

Ваш Жан Либерман

5 февраля 2009, 08:18

Дорогая Юлия Ивановна,

Переписка, осуществляемая с помощью новых технологий, чистой воды ловушка. Пишешь, пишешь, потом отсылаешь, даже не перечитав. Напиши я письмо от руки, Вы бы не получили вчерашнее послание, отправленное одним «кликом» мышки. Я смущен и растерян. Не знаю, кем Вы меня считаете, опасаюсь худшего и обещаю, что больше никогда не заставлю Вас терять время.

Передо мной сейчас лежит пачка карт, писем и распечатанных электронных сообщений, которые моя подруга Валентина присылала мне до того, как пропала. Я лихорадочно их перечитываю, пытаясь понять, что несколько недель назад заставило мою подругу замолчать. Какие предзнаменования я ищу? Хотите верьте, хотите нет, Юлия, но главное место в письмах Валентины занимают описания погоды, да, именно так, «дождь и вёдро». Эти страницы больше всего напоминают метеосводки. Я не могу понять причин столь внезапного интереса, обычно моей подруге нет дела до капризов неба. Я задавался этим вопросом, когда читал письма в первый раз, но сегодня ночью, перечитав все подряд, спросил себя, уж не закодированы ли отдельные фразы? Не стану знакомить Вас с многочисленными пассажами, в которых Валентина предрекает свою скорую смерть — из-за ужасающей жары, невыносимой влажности («бедные мои суставы!»), наступивших в начале ноября холодов. По всему выходит, что за время, прошедшее с июля до середины осени, я должен был бы похоронить ее не один раз. Сами знаете, люди говорят и пишут о погоде, если нет других тем. Не думаю, что это случай Валентины. Погода, безусловно, главенствует над всем и вся, но сегодня утром этот сюжет напоминает мне скорее неумолимого Бога, которому в далекой Сибири нужно каждый день приносить жертвы. Подобное предположение выглядит легковесным, но другого у меня нет, во всяком случае, в моем нынешнем состоянии. Я позволил себе скопировать несколько отрывков из текстов моей подруги и обещаю вскоре прислать Вам следующие.