Читать книгу - "Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38-47 - Татьяна Соломатина"

– Слава богу, не гомосек! – выдохнул папа, одобрив свадьбу и скинув сыну на счёт весьма приличную сумму в качестве свадебного подарка.

А толстая у него жена или тонкая, и как они конкретно любовью занимаются, и что друг другу при этом в ушки шепчут – это папу-Волкова нисколько не тревожило. Есть границы прайваси, и разумные люди их не переходят даже с родными и близкими.

Но вот уже полгода наследник Ванечка (если мальчик) или наследница Ксюша (если девочка) никак не желали зачинаться. И на этот предмет Иван Спиридонович Волков позвонил Татьяне Георгиевне Мальцевой и предложил встретиться.

– Во-первых, Сергей мог мне позвонить напрямую, – несколько язвительно ответила в трубку Татьяна Георгиевна. – Во-вторых, он и сам отлично знает, что для начала стоит сдать спермограмму, медицинскую академию он всё-таки окончил. В-третьих, нам с тобой совершенно незачем встречаться в ресторане, чтобы обсудить репродуктивные проблемы твоего сына. Все необходимые телефоны и адреса я могу тебе продиктовать…

Тут на кухню ввалился хмурый Панин и недовольно зашипел на Мальцеву. Мол, еле-еле Мусю укачали-убаюкали, а она тут орёт на всю квартиру.

– Хорошо! – сказала Мальцева в трубку. – Говори, где и когда. – И, выслушав внимательно, без единого комментария нажала отбой.

Панин Мальцеву страшно раздражал.

Нет, не так.

Панин Мальцеву страшно раздражал в последнее время.

И тоже неверная формулировка.

Именно с верностью формулировки своих чувств в отношении Семёна Ильича Татьяна Георгиевна Мальцева и не могла определиться. Особенно – в последнее время. Потому что только в пресловутое последнее время появилась возможность, как минимум, вдохнуть и выдохнуть.

Нет, Панин был, безусловно, весь в белом. Он был правильным, как каноническая манная каша. С самых древних школьных времён[46]. Именно она всегда вела себя непристойно. А когда не вела себя непристойно – непременно вела себя непозволительно. И Панин всегда имел полное право реагировать соответствующим образом. Потом он был мужем Вари и отцом троих сыновей. И после смерти Матвея неоднократно предлагал Мальцевой выйти за него замуж. Она же сама отказывалась? Сама. А то, что он при этом от Вари не уходил, так это… дети. Сёма просто образец! А какой образцово-показательный папа для Муси? И это несмотря на то, что Мальцева записала дочь Матвеевной. И сейчас Сёма ведёт себя, как… муж. Как будто тот факт, что у них есть ребёнок, автоматически их поженил. Вся эта ситуация с совместным проживанием в её крохотной квартирке, совершенно не предназначенной для двоих взрослых людей и младенца. Взрослых очень разных людей со своими привычками, отнюдь не всегда полезными. И шумного младенца. Панину-то привычна бытовая жизнь не в одиночку. Он моментом научается всякой ерунде вроде «где кофе стоит». Целует её в щёку в те времена, когда они пересекаются. Эдак привычно целует. Как зубы почистить. Никакой ярости, никакой дрожи. Обыкновенный шаблонный жест застарелого супружества. Брр! Хорошо хоть пересекаются редко! Как минимум – нечасто. Занятые люди. Она – начмед. Он – вообще птица высокого полёта. Две няньки: дневная и ночная. Сёма ещё и веб-камеры кругом установил, просматривает из кабинета, как там его Мусенька. Фактически – она с дочерью никогда не остаётся наедине. Улыбается Мусенька Панину. Он её целует и обнимает. Она тянет к нему ручки, как только видит. И первое слово уже вполне понятно какое будет.

Однажды они даже в ресторан сходили. Вдвоём. И Сёма воодушевлённо нёс о том, как всё прекрасно. Мол, всё именно так, как и задумано. Иначе и быть не могло!

Ага, задержка рейса на десятилетия.

В ресторан пригласил после её слёз. Мальцевой позвонила Варя. Это было ожидаемо. И Мальцева даже боялась. Боялась, что Варвара Андреевна явится на работу. Скандалить не будет. Это же Варя! Но всё равно… У Вари хватило ума (или хитрости, что одно и то же в данном контексте) не прийти на службу, в кабинет начмеда. В бывший кабинет её, Вариного, мужа.

Нет, она не оскорбляла Татьяну Георгиевну. Это же Варя! Не бросалась обвинениями. Она поздравила Мальцеву с рождением дочери. И пожелала им с Сеней (Сёму дёргало, когда его называли Сеней) счастья. Ровным голосом. Без модуляций.

После этого звонка счастья с Сёмой перехотелось совсем. А вот слёзы хлынули сами собой. Панин вызвал ночную няньку, а Мальцеву потащил в дорогой кабак. И там рассказывал, как всё прекрасно. После – отправились в гостиницу. Снова как два любовника. Но вместо того, чтобы предаться тому, чему и предаются любовники в гостиницах, Сёма стал планировать будущее. Совместную жизнь. Дом за городом. И высшее учебное заведение для Муси. А потом, где-то на Мусином подвенечном платье, – и вовсе уснул. Устал мужик. Бывает. В его-то возрасте при такой-то занятости!..

Но, помнится, прежний Панин в любом состоянии набрасывался на неё как в последний раз и любил до потери сознания. А сейчас она лежит в темноте, в гостиничном номере, смотрит в потолок. И хочет мужчину. Она – женщина! И она – хочет мужчину! И она никогда не станет Варей. Так что сто раз незачем ей встречаться с Волковым, но вот этого вот шиканья на её собственной кухне она Сёме не простит! Ни шиканья. Ни глубокого провального сна вместо буйного секса. Ни древней пощёчины. Ни «случайной» Вари с их с Паниным совместными тремя неслучайными детьми. Она ему ничего и никого не простит. Никогда. И пусть разум, нашёптывающий, что Панин – весь в белом, идеальный отец и надо бы выйти за него замуж, заткнётся!

Идя коридором административного крыла к своему кабинету, Татьяна Георгиевна обдумывала список сакральных знаний, которые она должна передать своей дочери. Она же мать! У каждой матери наверняка должен быть список сакральных знаний. В голове крутилось только:

1. Никогда, дочь моя, заклинаю тебя, не делай аппаратный педикюр! Он нарушает нормальную физиологию ногтевой пластины! А обработка пяток фрезой ведёт к утолщению ороговевающего эпителия!

2. Не ешь больше трёх килограммов жёлтой черешни на ночь.

3. Мужиков на свете, как грязи…

И всё. Вот, получается, и всё, собственно, что Татьяна Георгиевна Мальцева, женщина сорока пяти лет от роду, знает о жизни.

Под дверью кабинета толпились посетители. Под кабинетом ультразвуковой диагностики сидели беременные. Татьяна Георгиевна услышала, как одна юная дева говорит другой:

– Я буду рожать кесаревым. Только кесаревым! Сейчас делают совершенно безболезненное эндоскопическое кесарево. Четыре крохотных дырочки – и на второй день тебя уже выписывают домой. В Америке уже всем давно делают эндоскопическое кесарево!

Стараясь сохранить серьёзное лицо, Татьяна Георгиевна вошла в кабинет.

4. И запомни, дочь моя, кесарево эндоскопическим не бывает!

Теперь это точно все «сакральные знания», которые она может передать своей дочери.