Читать книгу - "Дай на прощанье обещанье - Татьяна Булатова"

– Не закрывай, – сердится Зинаида Яковлевна и гремит ключами.

– Так все ж посмотрели, – недоумевает Ларуся и громко вздыхает, распрощавшись с мечтой о прекрасном.

– Сама знаю, – строго отвечает Зинаида Яковлевна и, внимательно осмотрев содержимое сундука, собственноручно запирает его на замок. – Окна-то мыть будешь?

– Буду, – соглашается чудо-девочка и отправляется на поиски тряпок. – Чем только?

– Чем окна-то нормальные люди моют?! Не знаешь разве?

Ларочка не отвечает, льет в таз воду, прыскает туда средство для мытья посуды и пододвигает табуретку к окну.

– С ума сошла, – ворчит Зинаида Яковлевна и вынимает из коробки брусок хозяйственного мыла. – На-ка вот. От этого проку больше будет, а то развела пену: не вода, а муть одна.

Ларуся не спорит. Намыливает тряпку мылом и вскарабкивается на подоконник.

– Не упади смотри, – предупреждает ее Зинаида Яковлевна и удаляется в свою комнату, к сундуку поближе.

Пока внучка намывает огромные окна в кухне, та роется в сундуке и, достав отрез панбархата, с пристрастием рассматривает его: «Жалко!»

– У тебя газеты есть?! – кричит из кухни Ларочка.

– Да сколько хочешь, – миролюбиво отвечает Зинаида Яковлевна и тащится в прихожую за подручными средствами. – Сколько тебе?

– Сколько не жалко, – запыхавшись, отвечает Ларуся и ругается себе под нос: – Сразу не могла приготовить? Попробуй тут тряпками вытри окна, ничего не впитывают – все стекла в шарушках и разводах.

Зинаида Яковлевна возвращается в кухню с кипой газет и кладет ее на подоконник.

– Ну, куда так много? – снова недовольна внучка.

– А чего это дерьмо жалеть?! – удивляется Зинаида Яковлевна, пренебрегающая газетами как средством достоверной информации. Единственное, ради чего она выписывает газеты, так это ради программы передач. Каналов-то уйма, разве все упомнишь? Один сериал, другой – на каком канале?! А тут – открыл газету в середке, и на тебе, черным по белому: «Понедельник – то-то, вторник – се-то, среда – еще чего-нибудь». Одна правда. А так ведь разве правду в газетах напишут?! Один женился. Другой убился. Третий соседа застрелил. Страх-то какой! Одна и польза от этих газет, что на хозяйственные нужды: окна протереть, селедку завернуть, чего больше не сказать.

– Как знаешь, – перестает сопротивляться бабкиному решению Ларочка и комкает газету в руках.

Когда окна вымыты, и мир по-другому смотрится: отлично, ярко! Не то что до этого. Вон, видно, как Людка-соседка с сумками через двор потащилась. На рынок, наверное, она там то ли бельем, то ли шнурками торгует. Молодец женщина! Худо-бедно, а к пенсии зарабатывает, еще и детям помогает. От мысли, что соседка еще и «детям помогает», у Зинаиды Яковлевны портится настроение, ей становится стыдно. Поэтому, когда Ларуся еще и пол в кухне подтерла, она ерзает на одном месте и, кряхтя, поднимает ноги, чтобы высохло.

– Все уже? – не к месту интересуется Зинаида Яковлевна, отмечая про себя всевозможные недочеты во внучкиной уборке.

– Все, бабуль, – весело отвечает забывшая об отрезе Ларочка и озирается по сторонам, пытаясь определить место для опустевшего алюминиевого таза.

– В темнушку убери, – направляет ее бабка и пытается успеть вперед внучки.

– Осторожно, – торопится за ней Ларуся и с облегчением устраивает алюминиевую емкость на долгосрочное хранение в кладовке.

– Чаю-то попьешь? – предлагает Зинаида Яковлевна и щелкает выключателем в ванной, недвусмысленно намекая, что неплохо бы и руки вымыть.

Ларочка с энтузиазмом засовывает их под кран и греет под струей горячей воды.

Когда стол в кухне накрыт почти по-праздничному, Зинаида Яковлевна усаживается напротив внучки и, навалившись грудью на стол, проникновенно предлагает:

– Давай, может, рюмочку налью?

– Да ладно, бабуль. Я тебе что? Слесарь?

– Слесарь – не слесарь, – глаза у Зинаиды Яковлевны увлажняются, – а вон какую работу сделала: сундук перебрала, окна вымыла, еще и пол подтерла. Спасибо тебе, Ларочка.

Зинаида Яковлевна чувствует себя неуютно, ей хочется быть перед внучкой всесильной, поэтому она кладет перед ней тысячу рублей:

– На праздник!

– Ты что, с ума сошла?! – вскакивает внучка с табуретки.

– Проще всего так сказать, – обижается Зинаида Яковлевна. – А вот старуху уважить – это ты переломишься.

– Прекрати, бабуль! – отмахивается Ларуся и идет собираться. – Поеду я…

– Успеешь, поедешь, – останавливает внучку Зинаида Яковлевна и встает перед дверью, пытаясь отсрочить ее уход.

– Ладно, бабуль, не обижайся, – уговаривает ее Ларочка. – У меня дома-то окна не вымыты, поеду…

– Как знаешь, – вдруг соглашается Зинаида Яковлевна и, не дождавшись, пока Лариса оденется, уходит в комнату. Внучке становится ее жалко, она идет следом и прямо в одежде присаживается на бабкину кровать.

– Ну что ты как маленькая?! – льнет она к Зинаиде Яковлевне.

– На вот, – отстраняется та и вытаскивает из-за спины сверток.

– Что это? – не сразу понимает Ларуся и с любопытством распаковывает его, пахнущий нафталином. Внутри – отрез. – Ну что ты?! – заливается Ларочка краской и бросает растерзанный сверток на кровать.

– Бери-бери, – сурово изрекает Зинаида Яковлевна и сознательно не смотрит на уплывающее из рук сокровище.

– Не возьму, – отказывается внучка, борясь с соблазном.

– Ну возьми, – уговаривает ее повеселевшая на глазах Зинаида Яковлевна.

– Сказала, не возьму, значит, не возьму, – упорствует Ларочка и, чмокнув бабушку в щеку, кричит уже из прихожей: – Сиди, не вставай. Я захлопну.

Зинаида Яковлевна остается в одиночестве, и оно, как никогда, приятно.

Утро вступает в бок острой болью справа, а потом – слева. А уж когда и в середке печь начинает, Зинаида Яковлевна понимает, что пора вставать. Закономерный вопрос: зачем? Уже восемьдесят седьмой, и Господь все никак не прибирает.

Даже Маруня, красавица, и та померла. В розовом чепце схоронили. Ну, здесь ясное дело – Маруня! Она такая предусмотрительная была, ко всему приготовилась. Главное – платье шерстяное розовое, чепец розовый, и, говорят, уже больно хорошая она во гробе лежала! Краше даже, чем в молодости…

Зинаида Яковлевна на похоронах не была, потому что «невыездная»: ноги не те. И ко двору уж года три как не спускается, так и висит грудью на подоконнике. Случись пожар – сгорит заживо. Третий этаж, сталинка, если только паспорт и пенсионное с ветеранским из окна выбросить, чтоб не сгорели. Спрашивается: кому они, эти бумажки нужны?! Хоронить-то будет нечего. Чистая Индира Ганди. Пусть Ларуся с веничком по дому пройдет, в совок пепел сметет и за окно выбросит. Не Гималаи, конечно, но тоже вроде ничего – Волга рядом. Будет Зинаида Яковлевна пеплом над головами лететь и о вечном думать…