Читать книгу - "Бездомная - Катажина Михаляк"

Началась ночь, полная кошмаров…

Было около полуночи, а я все еще пребывала в забытьи, прислушиваясь к повторяющемуся время от времени зову: «Кинга Круль!» – и к звукам из коридора: не слышны ли шаги, приближающиеся к моей палате? – но на всем этаже стояла тишина. Незадолго до этого из разговоров дежурного врача с медсестрами я поняла, что они все собираются на полчасика спуститься двумя этажами ниже – на чьи-то именины. Как раз около полуночи, когда все отделение погрузилось в сон, персонал и решил «оторваться» на короткой вечеринке. Тогда это не заставило меня насторожиться – я ведь была сосредоточена на голосах и шагах, – но…

Но…

Сегодня я уж и не вспомню, сколько минут прошло после того, как все медсестры и врач покинули отделение, – как вдруг раздался первый сигнал тревожной сирены. Может быть, пять минут, а может, и десять… Знаю только, что какая-то пациентка из палаты напротив нажала «красную тревогу», чтобы позвать на помощь.

Никто не ответил – в дежурной палате никого не было.

Сирена зазвучала снова. И снова.

Каждый раз я ощущала ее как удар электрическим током.

Кинга-нормальная уж и сама не знала, что это – галлюцинация воспаленного рассудка, доведенного до грани отчаяния, или же кто-то действительно зовет на помощь.

Сирена зазвучала еще раз и стихла.

Через пятнадцать минут – а может, и через полчаса, не знаю, – в отделение вернулась подгулявшая компания, и тут… начался кошмар.

Сперва обеспокоенные голоса, затем крики:

– Она мертва! Истекла кровью!!! Сделай что-нибудь! Черт!!! Чертов черт!!! Она истекла кровью!

Суматоха в коридоре нарастала. Какая-то медсестра рыдала, кричал новорожденный; двери во все палаты закрыли. Женщину, истекшую кровью, пытались реанимировать, кто-то безрезультатно звал кого-то на помощь… но было слишком поздно. Она могла остаться в живых, если бы в эту ночь кто-то двумя этажами ниже не праздновал именин. Могла остаться в живых…

Окаменев от ужаса, я сжимала в объятьях Алюсю – так сильно, что она начала хныкать. Я знала одно: они убили женщину. Убили маму крохотного малыша. Теперь моя очередь. Нужно бежать!!!

На следующее утро я выписалась по собственному желанию. У меня все еще не спадала высокая температура, но никто меня не задерживал: в отделение как раз прибыл прокурор, у врачей и медсестер была более серьезная проблема – как преподнести смерть пациентки так, чтобы приуменьшить свою вину. Им было не до живых.

За мной приехал хмурый Кшиштоф и отвез меня, теряющую сознание от жара, боли и ужаса, домой, на Новогродскую. Дома был свинарник.

– Ты же говорила, что выписываешься через три дня, – оправдывался Кшиштоф.

Я стояла в дверях комнаты, рассеянно осматривала пол, на котором валялись бутылки – пивные и не только пивные (что здесь было? мальчишник?), – и слушала. Слушала я не только его оправдания, но и… голоса. Догадались ли они, что я сбежала из больницы?

Нет.

Я была в безопасности.

И Алюся была в безопасности.

Мой мозг из режима «красная тревога» переключился в режим «временное спокойствие и безопасность», особенно после того, как единственный оставшийся источник угрозы – мой муж – отправился на работу.

Провонявшую пивом и сигаретами постель я сменила на свежую, едва не падая в обморок от усилий, съела все, что нашла в холодильнике, выпила огромное количество слабо заваренного чая и, обнимая присосавшуюся к груди малютку, впервые за четверо суток погрузилась в глубокий сон.

Спала я всего полчаса.

Ребенок упустил сосок и раскричался, чуть ли не упрекая меня в этом.

В мозгу снова зазвучала «красная тревога».

С лестничной клетки я услышала шаги и голос у самой двери:

– Кинга Круль. Здесь ли Кинга Круль?

В страхе я схватила телефон и через минуту уже кричала в трубку:

– Сейчас же отвези меня к родителям! Плевать мне на твою работу, твоего шефа и твой проект! Немедленно увези нас из Варшавы!

Кажется, именно в этот момент я напрочь оторвалась от действительности. Я уже и не пыталась логически объяснять себе, что это все галлюцинации усталого ума. Именно тогда я окончательно уверилась: русская мафия и впрямь хочет похитить моего ребенка, потому что ребенок главаря этой мафии (добавлялись все новые и новые детали!) страдает сердечной недостаточностью. Им нужно сердечко моей Алюси, чтобы спасти того, другого ребенка. У Али с ним хорошая гистологическая совместимость. Они сделают все, чтобы украсть у меня мою кроху. Они ни перед чем не остановятся. Будут преследовать нас, пока не отберут у меня ребенка и не пустят его на органы.

В общем, я сошла с ума.

Кинга смолкла.

Чарек и Ася глядели на нее огромными глазами, полными страха и недоверия, хотя… на самом деле они верили каждому ее слову. Да и не в чем было сомневаться – разве что насчет вечеринки, из-за которой умерла пациентка… Впрочем, несколько дней спустя Ася провела небольшое расследование и отмела прочь последние сомнения: в ту ночь действительно одна из женщин умерла от потери крови, хотя в акте прокурорской проверки значилось, что «врачи и медсестры сделали все, что было в их силах, приняли необходимые меры, отступлений от принятой в таких случаях процедуры не было»; вот только показаний ни одной из пациенток этот акт не содержал…

Историю своего умопомешательства Кинга рассказывала спокойно, хоть и не вполне бесстрастно: порой в глазах ее показывались слезы, голос начинал дрожать, но в целом она держалась.

Однако они-то знали, что это только начало.

И боялись, чертовски боялись услышать продолжение…

Вы, должно быть, хотите знать, говорила ли я кому-нибудь о своем состоянии. Ведь у меня были родители, друзья…

Я пыталась рассказать.

В первый же день, оказавшись под ласковой и заботливой – говорю без иронии – опекой мамы, я пыталась рассказать ей о том, что со мной происходит. Плача, я несла бред о русской мафии, о Калининграде и об Алином сердечке, которое якобы необходимо ребенку мафиозного главаря. Мама, глядя на меня со смешанным выражением страха и снисхождения, только и ответила:

– Доченька, дорогая, что ты выдумываешь? Какая еще мафия? Отдохни, отоспись и перестань капризничать. У тебя самый обыкновенный baby blues. Это пройдет. Давай, ложись и бери ребенка кормить… Знаю, что больно, поначалу всегда больно… И не говори мне больше о русской мафии, а то попадешь в психушку. И тогда у тебя действительно заберут ребенка.