Читать книгу - "Здесь, под небом чужим - Дмитрий Долинин"

– Вот видишь! Все равно начинать тебе.

Ножичек, который по традиции исполняет здесь роль мерки, уложен перед выстроившимися войсками Принцессы, и она передвигает своих солдат на его длину.

Битва началась. Солдаты шагают, пушки стреляют, скачет кавалерия. И вдруг Принц берет пушку в руку, поднимает и стреляет в войска противника сверх у.

– Митька! Это нечестно! Ты жульничаешь! – кричит Принцесса.

– Мари! Ведите себя прилично. Вам не к лицу такие выражения, – строго говорит гувернантка. – Что за тон!

– А чего он?!

– Я стреляю с дирижабля. Он в небе, – заявляет Принц.

– Что такое дирижабль? – недоумевает Принцесса.

– Летающий аппарат. В нем люди летят. Летят и стреляют. Так теперь будет на войне.

И, быть может, сразу после этой безмятежной сценки, встык с ней, – в небе настоящий дирижабль, цеппелин, дверь гондолы открыта и оттуда маленький человечек кидает что-то вниз. Земля, взрыв, падающие и разбегающиеся люди. Настоящая война, документальные съемки из архива, естественно, черно-белые. Дальше – вереница других кадров той войны. И на их фоне – титры цветными буквами. Красными? Название – «Принцесса». Автор сценария – я, моя фамилия. Ха-ха!

Тогда мне казалось, что я придумал нечто новое, но позже, глядя разные фильмы, заметил, что прием-то мой с хроникой под титрами довольно банален. Все, кому не лень, его используют. Иногда, впрочем, уместно…

Ну ладно, поехали дальше. А что именно делать дальше, я не знал. И опять стал перебирать, пересортировывать по-новому документы, теперь уже прицеливаясь к сюжету будущего сценария. И вдруг – неожиданное открытие! На одной некачественной фотографической копии русский рукописный текст почти не читался. И я как-то отложил его, так же как ту амбарную книгу, «до лучших времен». А тут про него вспомнил, нашел, приложил неимоверные усилия, и мне удалось отрывками его расшифровать.

Документ № 3

«…со станции, зашли за покупками. На площади было очень много военных… конный офицер, весь в пыли, лошадь взмыленная… рука… грязным бинтом… мы сестры милосердия, и попросил поменять ему повязку. У меня с собой была сумка, там чистый бинт… его старую повязку… Голос: В. (остальные буквы зацарапаны), можно я сделаю снимок? Оборачиваюсь – один из штаб-офицеров с фотоаппаратом. Я смутилась и, конечно, запретила».

Никита Селянин

Что значит «В»? Что зацарапано? Судя по длине, – несколько слов. Ваше величество? Зачеркнутых букв больше. Ваше Императорское Величество – тем более, слишком круто, она не императрица, это ясно, хотя по количеству букв – близко. Высочество? Может быть. Черт знает, как тогда полагалось обращаться к высокопоставленным персонам. Но пока не важно, позже узнаю, потолкую с историками. А истину прояснили мне дальнейшие обрывки.

«…руку которого я бинтовала… на меня глянул и… глаза. Еще раз глянул… в глазах стояли слезы… двоюродная… императора. Он опустился на колени и поцеловал край моего платья. Я была ошеломлена и бросилась прочь».

Вот, наконец-то, я узнал, кем была моя героиня. Она – двоюродная сестра императора Николая! В те годы, когда я мучился со своей кинозатеей, никаких сведений об императорской семье еще не пуб ликовалось. Поэтому я никак не мог узнать ее подлинного имени и того, в каком родстве с Николаем состояли ее родители. Будь я какой-нибудь народный артист, вроде Рязанова, проник в архивы и порылся бы там в старинных документах. Ну и ладно. Я уже назвал ее Мари. Пусть она будет Марией, раз вместо полного имени везде присутствует буква М. А иногда – Принцесса.

Таким может быть начало истории. Игра в солдатики – запев, затакт, а тут – подлинное начало, презентация – кто есть кто. И что еще важно – активная и выразительная атмосфера, площадь маленького городка в Восточной Пруссии, повозки, лошади, автомобили, множество солдат и офицеров. Но, конечно, киноадминистраторы зарыдают – организовать и одеть в нужные костюмы большую массовку, собрать лошадей, пригнать старинные авто стоит больших денег и организационных усилий. Но пока моя работа была – писать, а коли дойдет до дела, думал я, – разберемся.

Решил, что следом должно идти первое столкновение с грубой реальностью.

Документ № 43

«Старший врач, какая-то желтолицая, иссохшая, с неизменной папиросой во рту, настоящая социалистка-инсипидка, прочитала мои документы и, оглядев меня с ног до головы, вымолвила: „принцесса“. И приказала мне мыть пол, окна и двери в палатах. Мы готовили госпиталь в пустой немецкой школе. Вот-вот должно было прибыть с вокзала наше оборудование, а завтра или послезавтра – первые раненые. Щеток не оказалось, стиснув зубы, я терла полы тряпками, вспоминая одну из моих гувернанток – англичанку. Она учила меня всему домашнему: мыть полы, чистить картофель, топить печь, колоть дрова и даже готовить бифштекс. Однажды я спросила (мне было тогда около десяти лет) – зачем, ведь я из императорского рода, и вряд ли мне когда-нибудь придется заниматься хозяйством, словно простой мещанке. Вы слыхали про Марию Стюарт, сказала мисс Коллинз, она была королевой, но ей отрубили голову. Я испугалась: как это, за что? Это политика, отвечала англичанка. Склоки. В России политики нет, но есть склоки, а также дикий и необразованный народ, продолжала она. Мало ли что случится. Я, конечно, по детскому легкомыслию быстро позабыла об этом случайном разговоре, но с тех пор где-то на донышке сознания угнездился страх перед чем-то неясным, но грозным.

Ближе к ночи, смертельно устав, я легла, не раздеваясь, чтобы поспать хоть немного. Очнулась, меня трясли за плечо. Где-то что-то гудело. „Просыпайтесь, просыпайтесь!“ Тут вдруг громкий удар, взрыв. „Во двор! Цеппелин! Бомбит!“ Выскочила во двор. В небе над головой нависло и ползло что-то громадное, от него шли яркие лучи. Казалось, они нас нащупывали. Оглушительный взрыв, потом другой. Первый раз в жизни я испытала смертельный страх. Даже не страх, а ощущение совершенной беззащитности. Жалость к себе, жалость ко всему. Вспомнила солнце… Бомбы упали близко к нашему двору. Рядом находился штаб. Наверное, немцы через своих шпио нов узнали, где штаб, и хотели разбомбить именно его. Вряд ли они метили в госпиталь. А про шпионов тогда не говорил только ленивый».

Документ № 25

«Немецкие обыватели ушли, побросав имущество. Солдаты ходили из дома в дом, набирая мешки разного добра. Одежду, посуду, постельное белье, часы. Мебель не унесешь, ее просто ломали. Из верхнего окна чистого и уютного дома летят стулья, столы, комоды. А вслед за ними грохается и со стоном разлетается на куски пианино».

Никита Селянин

Дальше я расположил трогательную бытовую сценку. Это не из письма, а, наверное, из чего-то вроде дневниковых записей, которые вела моя Принцесса.

Документ № 24

«Перевязываю солдата, раненного в ногу. Он сидит на стуле, я перед ним на корточках. Тут же бродит в ожидании перевязки пленный немец. Рука забинтована кое-как, кровь просочилась сквозь грязную марлю бурым пятном.