Читать книгу - "Остров Ее Величества. Маленькая Британия большого мира - Билл Брайсон"

Третья — у вас вдоволь еды, вы живете в мирное время, и песенка «Завяжи желтую ленточку на старом дубе» уже никогда больше не станет хитом номером один.

Если вы примете все это во внимание, то никогда не будете по-настоящему несчастным — хотя, по чести должен заметить, что, оказавшись в одиночестве в Уэстон-Сьюпер-Мэр в дождливый вечер вторника, вы можете сильно приблизиться к этому состоянию.

Было всего лишь начало седьмого, когда я сошел с эксетерского поезда и отправился в город на поиски приключений, но весь Уэстон, как видно, уже сидел по домам, задернув шторы. Я прошел от станции по бетонной площадке рынка и дальше, к набережной, под которой вздыхало невидимое черное море. Почти все отели на набережной стояли темными и пустыми, а те, что были открыты, выглядели не особенно заманчиво. Я прошел не меньше мили, пока не оказался перед кучкой из трех стоящих бок о бок и ярко освещенных заведений на дальнем конце прогулочной набережной, и наугад выбрал одно под названием «Берч-филд», довольно простенькое, но чистое и с умеренными ценами. Бывает хуже, и у меня бывало.

Я наспех почистился и снова побрел в город в поисках пищи и развлечений. У меня возникло странное чувство, будто я здесь уже бывал, чего наверняка не могло быть. Мое знакомство с Уэстоном ограничивалось тем, что Джон Клиз как-то рассказал мне (я не хвастаюсь знаменитыми знакомыми: я просто брал у него интервью, и между прочим, он очень даже славный парень), что они с родителями жили в квартирке в Уэстоне и что когда они переехали, на их место вселился с родителями Джеффри Арчер. Мне это показалось весьма примечательным: мальчики в коротких штанишках встретились и разошлись, и один из них отправился прямиком к величию. А если Уэстон казался знакомым, так это, конечно, потому, что он был совершенно на одно лицо со всеми остальными. Были в нем и «Бутс», и «Маркс и Спенсер», и «Диксонс», и «У. Г. Смит», и все прочие. Я с ноющей болью в сердце понял, что не увижу здесь ничего, чего не видел бы миллион раз до того.

Я зашел в паб под названием «Британия-Инн» — его неприветливость не доходила до настоящей враждебности — и в одиночестве выпил свою пинту, потом поел в китайском ресторане — не потому, что мечтал о китайской кухне, а потому что он единственный был открыт и я оказался единственным посетителем. И пока я тихо засыпал скатерть рисом, сластями и соусом, послышался рокочущий голос грома, а в следующий миг небеса разверзлись — именно разверзлись. В Англии мне редко доводилось видеть ливень такой силы. Дождь хлынул на улицы как душ Шарко, через минуту ресторанное окно залило водой, словно кто-то окатил его из шланга. До моего отеля было далеко, поэтому я как мог растягивал ужин в надежде, что погода разойдется, но так и не дождался, и пришлось в конце концов выйти в дождливую ночь.

Я стоял под навесом соседней витрины и ломал голову; как быть? Ливень бешено барабанил по навесу и потоками хлестал в сточных канавках. Стоило закрыть глаза, и легко было представить себя на каком-то безумном конкурсе чечеточников. Натянув куртку на голову, я шагнул под потоп, метнулся через улицу и инстинктивно нырнул в первое освещенное укрытие — зал игровых автоматов. Протерев очки кончиком банданы, я огляделся. Передо мной была большая комната, полная светящихся и мигающих машин, и некоторые из них наигрывали электронные мелодии или издавали самопроизвольные гортанные звуки, однако кроме смотрителя, сидящего за прилавком с сигареткой в зубах и журналом в руках, в зале никого не было, и казалось, автоматы ведут игру сами с собой. Если не считать тех штуковин с кранами, которые дают вам микросекунду, чтобы попытаться ухватить плюшевую зверушку, и у которых управление никогда толком не работает, я вообще ничего не понимаю в игровых автоматах. Для начала мне обычно не удается даже вычислить, куда вставлять деньги и как запустить игру. Если каким-то чудом я одолею эти два препятствия, мне никогда не удается уловить момент, когда игра уже началась, и я трачу драгоценные секунды, отыскивая щель возврата монет или кнопку «Старт». Затем я тридцать секунд недоуменно гляжу на сумятицу в окошке, не в силах разобраться, что там происходит, а мои дети вопят: «Глупый ты дуралей, ты же взорвал принцессу Лейлу!» — а потом появляется надпись «Конец игры».

Более или менее то же самое повторилось и теперь. По некой причине, которой я не могу придумать никакого разумного объяснения, я сунул 50 пенсов в автомат, который назывался «Крутой кикбоксер», или «Вышиби ему ногой мозги», или еще как-то в этом роде, и целую минуту жал на красную кнопку и крутил джойстик, пока мой герой — мускулистый блондин — лягал занавески и швырял в пустоту магические диски, а орава не менее мускулистых, но нечистых на руку восточных людей пинала его по почкам и швыряла на ковер.

Я провел странный час, блуждая как в трансе, скармливая автоматам деньги и играя в непонятные для меня игры. Я загонял гоночные машины в стога сена, уничтожал войска союзников лазером и невольно способствовал мутантам-зомби вытворять не поддающиеся описанию вещи с ребенком. Наконец у меня кончились деньги, и я вышел в ночь. У меня была ровно секунда, чтобы отметить: дождь почти перестал — а потом красная «фиеста» пронеслась по луже у самого края тротуара и выплеснула всю эту лужу точно на меня.

Слова «я промок до нитки» слишком слабы, чтобы описать мое состояние. Я вымок так, словно свалился в море. Я стоял, откашливаясь и отплевываясь, а машина притормозила, три стриженные головы, высунувшись в окна, приветственно провопили что-то, звучавшее как «Нья-нья-нья!», и укатили дальше. Я угрюмо зашагал по набережной, хлюпая на каждом шагу и дрожа от холода. Не хотелось бы вводить в эту жизнерадостную хронику трагические ноты, но я только недавно встал на ноги после довольно серьезной пневмонии. Не стану утверждать, будто стоял на краю могилы, но я был достаточно болен, чтобы смотреть «Утро с Ричардом и Джуди», и мне безусловно не хотелось возвращаться к этому состоянию. К моему возрастающему негодованию, «фиеста», описав триумфальный круг, пронесла мимо меня своих падких до развлечений пассажиров, торжествующе разразившихся новым «Нья-нья-нья!», и умчалась в ночь, со скрежетом тормозов вильнув хвостом, увы, не задевшим фонарный столб.

К своему далекому отелю я добрался уже совсем промокший и несчастный. Вообразите же мое изумление, когда обнаружилось, что свет в холле приглушен и дверь заперта. Я взглянул на часы. Всего девять вечера. Бога ради, что же это за городишко такой? На двери имелось два звонка, и я попробовал оба, но безрезультатно. Я решил отпереть дверь ключом от номера, но он, разумеется, не подошел. Я снова попробовал позвонить, по нескольку минут нажимая обе кнопки и с каждой минутой все больше свирепея. Когда мои старания оказались тщетными, я застучал о стекло основанием ладони, потом кулаком и наконец с яростью забарабанил тяжелым ботинком. Помнится, я еще и оглашал воплями тихие улицы.

Наконец хозяин появился из какой-то подвальной двери. Вид у него был удивленный.

— Прошу прощения, сэр, — мягко сказал он, открывая дверь и впуская меня. — Вам долго пришлось ждать?

Ну, теперь я краснею при мысли, как обрушился на беднягу. Я не выбирал выражений. Я не посрамил бы и Грэма Тейлора до того, как его уволили и лишили теплого местечка[22]. Я обвинял самого хозяина и всех жителей этого города в полном отсутствии ума и обаяния. Я сообщил ему, что провел отвратительнейший вечер в самой безбожной адской дыре, когда-либо называвшейся курортом, промок насквозь по вине молодых кретинов, которым на всех не хватает десяти пунктов IQ до слабоумного, что я целую милю тащился в мокрой одежде, а потом еще полчаса дрожал на холоде, потому что он запер собственный отель в каких-то девять часов долбанного вечера.