Читать книгу - "Любовь в отсутствие любви - Эндрю Норман Уилсон"

— Ужасно люблю, когда много помидоров. Правда, эти вяленые бананы — просто объедение?

— А зубы от них не портятся? — притворно нахмурился Бартл.

— Ничего страшного, придешь домой, почистишь, — последовал деловитый ответ, и очередной ломтик вяленого банана исчез во влажно-алых губках.

На обратном пути он задумался. Мысль о том, что Ричелдис может заинтересовать его как женщина, никогда раньше не приходила ему в голову. Он с неожиданной теплотой начал перебирать в памяти их так называемые теологические диспуты и вдруг понял, что ему нравится общаться с невесткой. Ричелдис так трогательно серьезнела, когда делилась с ним своими сомнениями, которые он, впрочем, нередко разделял. Правда, Бартл старался не показывать этого и стоял на ортодоксальных позициях. Почему? Чтобы противопоставить логику мужскую женской? Ход его мыслей принял фривольное направление, невыразительное лицо растянулось в блудливой ухмылке. Случайный прохожий на Дистрикт-лайн мог принять ее за оскал душевнобольного, увидевшего бочонок пива, самому же Бартлу казалось, что его улыбка символизирует торжество мужества и страсти. Он вдруг понял (или ему показалось, что понял) причины неприязни брата к себе. Саймон, видимо, опасается, что Ричелдис неравнодушна к Бартлу. Приободрившись, он решил прогуляться и от Восточного Патни пошел пешком. Бартл погрузился в романтическую задумчивость (навеянную отчасти Лоуренсом, отчасти Книгой Бытия), вспоминая, какими были он сам и Ричелдис пару десятков лет назад, когда и зубы были целы, и плешь не просвечивала.

Добравшись до дома, он обнаружил, что Мадж еще и не думала ложиться, а сидит на кухне и курит одну за другой сигареты. Тихое хихиканье вместо приветствия свидетельствовало, что мадам уже успела слегка набраться.

— А вот и мистер Дик! — воскликнула она. «Это что-то новенькое», подумал Бартл. — Жаль, что ты не застал Тэтти Корэм, мы с ней чудесно провели… Выпьешь со мной, мой мальчик? Нет, она водила меня в…

— «Венецию»?

— Нет, что-то итальянское.

— А «Венеция» и есть итальянское.

— Тоже верно. И мне немножко капни. — Она капризно махнула у него перед носом пустым стаканом. Он плеснул ей «Клеймора».[46]И себе, конечно… — Мы так славно с ней поболтали… Она тоже считает, что бывшие юные гении из списка старины Розена ничего не стоят. Их не спасет даже Букеровская премия…[47]И еще она сказала… э-э, а где она живет?

— В Париже?

— Нет.

— Вы сами говорили недавно, что в Париже.

— Это был Эрик, и де Голль, и прочее, видишь, это бойлер. Помнишь, когда я тебе говорила про Барделла.

— Про педикюрщика?

— Точно! — Последовал снисходительный кивок, и Мадж закурила очередную сигарету, давая Бартлу время самому разобраться в ее мыслях. — Педикюрщик, генерал де Голль, где мы были? Да, не у Барделя, это персонаж из…

— «Записок Пиквикского клуба»?

— Мартин Чазлвит. Бодкинс. Значит, ты говоришь, — опять презрительный смешок, — что нам надо добраться до этого бойлера. Ну, ты знаешь.

— До техника в котельной.

— Я так и сказала.

— Это входит в их обязанности, проводить профилактику…

— Да, но это вовсе не бойлеры, видишь ли, это…

— Радиаторы?

— Нет. Термостат.

Бартл чуть не поперхнулся, настолько непривычно звучало это слово из уст Мадж. Она с пьяненькой хитрецой взглянула на него, словно говоря: «Знай наших», и продолжила:

— Термостат. Все не так. Тэтти Корэм, а она всегда знает, что говорит, сказала: «Прохладно тут у вас, Мадж…» Прохладно? Да это просто Северный полюс какой-то! — Похоже, она осталась довольна своим сравнением. — Но потом она вышла и посмотрела на эту штуку в холле…

— Термостат?

— Совершенно верно. И сказала, что неудивительно, что тут такая холодрыга. А почему? Потому что наше центральное отопление настроено так, что включается на несколько часов ночью и на час после обеда, а все остальное время выключено. Интересно, кто до такого идиотизма додумался?

Бартлу подумалось, что более скучную тему, чем отопление, трудно вообразить. Они снова разлили себе по капельке «Клеймора», и он вдруг вспомнил, что как-то Ричелдис тоже весь вечер только и говорила именно об этом. Он почувствовал раскаяние за свои давешние грешные мысли, настолько не вяжущиеся с его благоговейным отношением к Стефани.

Было за полночь, когда, проводив Мадж до ее комнаты, он забрался в свою неуютную холодную постель. Засыпая, он грезил о Стефани.