Читать книгу - "Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци"

— Да, в самом деле. Но…

— Что?

— Джон хочет расширить дело. Это естественно. И могло бы стать основанием для моего участия.

— Разумеется.

— И поэтому… мы бы… мы хотели бы получить поддержку.

— Да?

— Без этого я не могу приступить к делу.

— Все понятно.

— Я запустил несколько пробных шаров. Ничего более. Но я… в общем, я думал, может быть, ты… то есть Эллиотты, могли бы…

— Могли бы что, Роберт?

Роберт почувствовал, что его бросило в жар. Именно этого он и боялся, что столкнется с тупостью, непонятливостью, которую Дженетт при желании всегда могла имитировать, проделывая это с высшим артистизмом. И она вынудит его пуститься в долгие и болезненные объяснения, мучительно проговаривая каждое слово до последнего, вместо того чтобы милосердно, с пониманием прервать.

— …в общем, вложить в это дело некоторые средства. Не всю сумму, конечно. Но… какую-то часть? На строго деловой основе, разумеется. Я не претендую на какое-то… особое отношение.

Наступило долгое молчание. Затем Дженетт подошла к окну и стала смотреть на улицу. Роберт наблюдал за ней: разглядывал ее немного широкую спину, длинную шею, сложную прическу. Казалось, она стоит так уже целую вечность. Но вот она повернулась и взглянула ему в лицо.

— Роберт, — сказала она.

— Да?

— Роберт, это очень сложно.

— Если ты так полагаешь, тогда, пожалуйста, забудь и думать об этом. И не говори с членами правления. Я понимаю.

— Думаю, что не вполне. Сложность заключается не в идее как таковой, не в том, чтобы у тебя была компания по недвижимости, а в том, что ты просишь у меня денег.

— Не у тебя, Дженетт. У Эллиоттов.

— Пожалуйста, не притворяйся. В какие бы формы ты это ни облекал, ты просишь денег именно у меня. Вряд ли ты отправился бы прямиком в отдел займов банка «Эллиоттс», не спросив вначале меня, правда?

— Нет, — сказал Роберт, — это было бы просто нелепо.

— Вот видишь! Но даже если бы ты так сделал, то все равно оказался бы в незавидном положении.

— Дженетт…

— Роберт, пожалуйста. Дай мне минуту. Дай мне…

— Дать тебе — что?

— Дай мне… успокоиться.

— Успокоиться? Из-за чего?

— Разумеется, ты должен понимать… но, видимо, не понимаешь… не понимаешь, как… как я расстроена, — сказала Дженетт.

— Расстроена? Но чем?

— Тем, что, похоже, мои друзья оказались правы, — произнесла она с тяжелым вздохом. Слишком уж тяжелым, как подумал Роберт.

— Что? Что ты имеешь в виду, в чем оказались правы твои друзья?

— Они говорили — многие из них так говорили, — что ты женился на мне из-за денег. Я убеждала их, что это абсурд и о подобных делах нет и речи, что я абсолютно уверена в твоей любви ко мне. Я согласилась на брак, веря в это. Похоже, я ошиблась.

— Милая, это смешно. Вовсе ты не ошиблась. Разумеется, я люблю тебя. Очень люблю. Но…

— Да, Роберт? Но — что? — (Он молчал.) — Ну, продолжай, продолжай.

— Было бы глупо, — сказал он наконец упавшим голосом, — не поговорить с тобой на эту тему.

— Глупо? В самом деле? — Дженетт обернулась, ее глаза были полны слез. — Мне жаль, что ты считаешь глупостью быть благородным. Не пытаться использовать меня, не пытаться извлечь финансовую выгоду из нашего брака.

— Да брось ты в самом деле! — вспыхнул он от гнева. — Это просто ребячество, бред.

— Не думаю.

— Нет, думаешь. Я не пытаюсь использовать тебя, как ты заявляешь. Я надеюсь, Дженетт, стать менее зависимым от тебя, и только. Я хочу, чтобы финансовая сторона нашего брака бросалась в глаза как можно меньше, а не больше.

— Какие бы доводы и оправдания ты ни приводил, для меня все это очень больно. И я не могу согласиться с тобой, — сказала в заключение Дженетт. Она вынула платок, высморкалась, промокнула глаза. — Я была бы очень рада поддержать тебя в твоем новом начинании любым другим способом, каким бы только смогла. Поверь мне. Но деньгами… Мне жаль, но — нет. Я даже обсуждать это не могу. А теперь, если позволишь, мне нужно привести в порядок лицо и восстановить душевное равновесие. Я пойду к себе. Увидимся за ланчем на садовой террасе.

Роберт стоял и смотрел ей вслед. Он смутно пытался представить, как бы Джонатан Эллиотт поступил в подобной ситуации. Не в такой, конечно, — такой просто и быть не могло.

В комнату вошел Лоренс и взглянул на Роберта.

— С моей матерью все в порядке? — спросил он.

— В полном порядке. А что такое?

— Она прошла мимо меня в холле. Вид у нее был расстроенный.

— Она не расстроена, — ответил Роберт.

Чистая ложь, подумал Лоренс. Он опять взглянул на Роберта, и его светлые голубовато-зеленые глаза, точно такие же, как у матери, наполнились презрением.

— Она была явно расстроена. Совершенно очевидно. — Лоренс сделал паузу, а затем спросил: — Думаю, вам следует объяснить мне почему?

— Я вовсе не намерен объяснять тебе почему, — заявил Роберт. — Тебя это не касается.

— Роберт, — холодно произнес Лоренс, — когда мой отец умирал, он просил меня присматривать за мамой. И я намерен это делать. Если мама расстроена, я должен знать причину. Чтобы я мог устранить ее.

Роберт в упор посмотрел на него, а затем молча вышел из комнаты.

В то же самое время в небольшом домике в Лондоне происходил один любопытный диалог.

— Не понимаю, — говорила ММ, — почему ты не позволяешь помочь тебе. Если я одолжу тебе деньги — одолжу, заметь, не подарю, — ты сможешь учредить собственную строительную фирму. Положить конец всей этой неопределенности, гонениям прорабов, увольнениям. И мне доставить большое удовольствие. Пожалуйста, Джаго. Ты можешь выплачивать мне проценты по самой глупой ставке, какая тебя устроит.

— Нет, — отрезал Джаго, — я не возьму твои деньги. И больше не проси.

— Ну в самом деле, — воскликнула ММ, — это же просто смешно! Всюду полным-полно мужчин, которые отдали бы… отдали бы правую руку на отсечение за такую возможность.

— Кому они были бы нужны на стройке с одной рукой? — усмехнулся Джаго.

День выдался очень жарким, жарким и каким-то гнетущим. Лондон в этот день был погружен в уныние. Он пребывал в таком состоянии со дня смерти старого короля, да и вся страна — тоже. Казалось, вся Англия понимала, что веселая, разгульная, охочая до удовольствий Эдвардианская эпоха навсегда ушла в прошлое, что капризы, баловство и нескончаемые празднества короткого правления Эдуарда VII завершились. Те, кто надеялся узнать подробности этого празднества, обманулись в своих ожиданиях: Эдуард распорядился сжечь свои частные письма и бумаги, львиная доля которых, без сомнения, носила абсолютно непристойный характер. Миссис Кеппел отказали в приеме, когда она прибыла в Мальборо-хаус, чтобы оставить запись в книге знатных посетителей. Это противоречило обещанию королевы о том, что королевская семья позаботится о ней. Суровая добродетель нового короля и под стать ему суровой супруги, совершенно иной, нежели ангелоподобная Александра — та, что позволила миссис Кеппел навестить умирающего короля, — обретала реальные черты.