Читать книгу - "Дайте мне обезьяну - Сергей Носов"

Тетюрин задумался о взаимозаменяемости. Буковку «Богатырев» поменять на буковку «Тетюрин» – будет ли хуже? В принципе он мог представить себя на месте Богатырева, но не мог Богатырева – не месте своем. Вот букву «Жорж» на букву «Колян» меняй не меняй, никакой разницы, это как Ё на Е.

А «Катю» на «Риту»?

«Рита» дробь «Катя», представил Тетюрин и, сравнив дробь с единицей, поспешил поздравить себя: приехали, это и есть твоя маленькая измена.

Предается не тело, но образ. Делай любовь с кем хочешь, совокупляйся как тебе нравится, но не подключай рацио; греховна сама мысль о взаимозаменяемости.

Изменяют мозгами, а не гениталиями.

Вот, кстати, тема для романа.

А у кого нет мозгов?

У Тетюрина были.

Он не хотел изменять Кате – мозгами – и попросил мысленно (мозгами) у нее прощения.

Теперь безотносительно Кати Тетюрин мог Риту хотеть, и это было по-честному.

Автобус остановился перед спуском к реке. Справа был лес, а слева высокий холм, резко обрывающийся над водой. Место очень красивое, Филимонов, гордый тем, что привез народ на природу, раздавал указания – кому за хворостом, кому двигать бревно. Водитель Женя занимался костром. Рита раскладывала бутерброды, резала огурцы. Колян улизнул к реке с удочкой. Ребята из числа тех, с кем Тетюрин не был знаком (из живущих не в гостиницах, а на частных квартирах), пошли за орехами.

Нашли странный гриб с пушистой шляпкой на толстой ножке, в котором Борис Валерьянович Кукин со свойственным ему всезнайством опознал гриб каштановый, чему, впрочем, не очень поверили, поскольку каштанов поблизости не наблюдалось.

Выпили за победу, не дожидаясь мяса. Филимонов хвалил барбекюшницу, над ней ворожа. Сожалели, что нет Косолапова.

Погода стояла чудесная, бабье лето затягивалось, мошки поздние донимали, было тепло.

Тетюрин потерял Риту из виду. Он увидел ее на краю обрыва, а ну как бросится в омут?

И он стал восходить – по круто берущей кверху тропинке. Тетюрин сожалел, что у него нет третьей руки; две, которые были, поднимали стаканчики с водкой над головой, и он едва не тюкался носом в тропинку.

Подошел к Рите. Вид отсюда был изумительный. За излучиной река разливалась. На том берегу – чем дальше, тем больше – громоздились холмы, верхушки дальних деревьев горели начищенной медью, и даже сам воздух светился чем-то неведомо-теплым. У Тетюрина перехватило дыхание, и, обведя окрестности восторженным взглядом, он сумел-таки найти нужное слово, вся полнота восхищения видимым емко и точно выражалась которым:

«Пейзаж!»

Заодно подумалось о ландшафтотерапии – что вот бы где: здесь.

Ы, подумал Тетюрин.

Рита. Ему показалось, что лицо у нее насыщается тем же ирреальным закатным свечением. Только сейчас он заметил, какая у нее тонкая шея.

– Грустим? – спросил Тетюрин и протянул Рите стаканчик. – Темные силы нас злобно гнетут?

Она подошла к самому краю, он за ней; внизу под ногами вода была иссиня-черной, там действительно омут. По реке стелился дым от костра, подобно туману.

– Вот вы, Рита, объясните мне, я уже ни в чем не уверен, можно ли действующие силы истории не назвать тайными? Я тут сочинил один материал на эту тему… про Копейкина… и Гейзера… и был неправильно понят. Но ведь даже самые информированные из нас и даже те, кто заказывает музыку, не знают ни хрена о реальных силах и их составляющих… темных там, светлых или бесцветных… Равнодействующую никто не предскажет… История всех обманет. Получается, силы-то злобно гнетут нас… действительно тайные… ибо… н-да, – он потерял мысль.

– С другой стороны, – продолжал Тетюрин, – вот река, вот лес… этот закат изумительный, простор… и мы с вами на этом холме… и все-все пронзают какие-то линии силовые… вы не чувствуете?… и меня, и вас… вот уж где тайна… Рита!.. вы и есть настоящая тайна.

– За что пьем? – спросила Рита.

– На ты могли бы давно перейти, – сказал Тетюрин.

Он нацелил на закат локоть, приглашая на брудершафт, приглашение было великодушно принято, руки их переплелись, правая с правой, и они, стоящие на краю обрыва, стали напоминать заглавную букву «покой» в начале новой главы древнего рукописного текста (плетенку такую из двух человечков).

Тетюрин опрокинул, как водится, сразу, а Рита пила, жутко представить, глотками. Закашляться не успела, он поспешил, и губы ее оказались как неживые. Все-таки жестоко не дать даже продыху. Но Тетюрин являл себя убедительно, с самоотдачей, почти жертвенно, словно предлагал возместить своей плотью отсутствие закуски, и дело его не пропало даром: поцелуй ожил наконец взаимоалчуще – обоюдопитаемый. Тем неожиданней было ее движение: вдруг – вдруг вывернулась из объятья.

– А? – спросил Тетюрин.

– Формальности соблюдены, – сказала Рита, поправляя кофточку.

– Ничего себе формальности! – оскорбился Тетюрин.

– Но я другому отдана, – сообщила Рита, – и буду век ему верна.

– Слушай, ты, железная леди, уж не Богатыреву ли?

– Тсс, – поднесла палец к губам, – это секрет.

– Полишинеля, – Тетюрин сказал.

Рита спускалась по тропинке с холма, то и дело оступаясь. Тетюрин обогнал ее, протянул руку.

– Ну ответь, ответь, зачем ты согласилась участвовать в этой комедии? Это же клоунада. Тебе нравится быть клоуном?

– Не твое дело, – Рита руку отвергла.

Из кустов образовался Колян.

– Виктор! Фиксируй! Фиксируй приметы перемен, приметы изменения состояний!.. Что же это такое? Новомодные барбекю совсем уже вытеснили шашлыки на загородных пикниках? – на этом пафос иссяк. – Рита, ты?

Рита сказала:

– Сгинь.

Он сгинул.

Тетюрин оступился и проехал пару метров на заднице.

– Неверность… Измена… – бормотал Тетюрин, отряхиваясь.

Подумал: с общечеловеческой точки зрения я почти праведник.

Катя, Катенька… Женюсь, теперь точно женюсь!

Ел мясо. Темнело.