Читать книгу - "127 часов. Между молотом и наковальней - Арон Ральстон"

Из всего, что я читал о выживании в пустыне, я знаю, что есть несколько более или менее сходных сценариев, по которым обезвоживание убивает человека. Внутренние органы не получают нужного количества питательных веществ и прекращают работать. Кто-то умирает оттого, что отказывают почки и перестают выводить токсичные отходы из тела; кто-то дотягивает до остановки сердца. Под воздействием горячего солнца и высокой температуры воздуха обезвоживание ведет к общему перегреву, и мозг фактически поджаривается. Я не знаю, каким способом смерть подберется ко мне, но подозреваю, что первыми признаками будут конвульсии и судороги. Я начинаю размышлять…

Интересно, как люди чувствуют себя во время почечной недостаточности? Вряд ли хорошо. Очевидно, что наоборот. Может, это похоже на судороги в спине от переедания? Нет, могу поспорить, что намного хуже. И вообще, в этом случае меня ждет весьма неприятная смерть. Гипотермия гораздо лучше, особенно если она наступит быстро. Тогда, по крайней мере, я потеряю сознание и ничего не почувствую. Однако вчера вечером температура падала ненамного, было градусов двенадцать, этого недостаточно для полноценной хорошей гипотермии. Может, смерть из-за внезапного наводнения была бы лучше? Нет, непонятно. Легче ли умирать, когда твой крик обрывается под напором грязной ледяной воды, или приятнее тихо соскользнуть в кому переохлаждения? Или лучше пережить опыт последних спазмов останавливающегося сердца? Уж и не знаю…

Но я готовлюсь к действию, а не к смерти. Пора установить наверху хороший якорь, годящийся для подъемной системы, тогда я попытаюсь выдернуть свой валун. Если мне удастся повернуть переднюю часть валуна кверху хотя бы на пару десятков сантиметров, у меня получится освободить руку, хотя сдвинуть камень такого размера на такое большое расстояние — дело непростое. Может быть, я смогу сместить валун назад сантиметров на пять. Этого будет достаточно, чтобы вытащить костяшку большого пальца из зажима. Да, я понимаю, что это будет медленная пытка, и при этом боль будет гораздо сильнее, чем во время самого удара. Правой кисти конец, я ее уже списал со счетов, но меня волнует вопрос: что будет, когда кровь снова начнет циркулировать во всей правой руке? Не принесет ли она яд гниения в организм и не отравит ли сердце? Я не изучал медицину и плохо знаю о том, какую угрозу несут токсины, но мне кажется логичным их быстрое распространение, если я вдруг освобожу руку. Это риск, который я принимаю и, мало того, мечтаю столкнуться с ним в действительности.

Я начинаю сооружать второй якорь. Первым делом отстегиваю яркую желтую стропу с карабина на задней части обвязки и полностью ее разматываю. Развязываю узел, скрепляющий оба ее конца, и растягиваю во всю восьмиметровую длину, вперед и назад, через верхнюю часть валуна. Я максимально аккуратен, потому что не хочу перепутать стропу с веревкой, на которой сейчас крепится моя обвязка. При взгляде вверх от того места, где меня зажало, я могу только догадываться о контурах и формах существующего рельефа на верхней части каменных пробок, формирующих полку впереди и выше меня. Вчера днем при спуске я почти не обращал на них внимания. Похоже, что посреди полки, примерно в двух метрах над моей головой, торчит небольшой треугольный зуб. И если верхняя задняя часть зуба имеет достаточную для этого выемку, то стропа может лечь по обе его стороны, принять на себя нагрузку и не соскочить с вершины зуба.

Мои попытки закинуть стропу на зуб безуспешны — материал стропы плохо подходит для точного метания вверх. Если мне удается закинуть достаточно высоко, желтая стропа соскальзывает с зуба и чуть ли не отскакивает от скалы. Поломав голову над проблемой, я решаю связать стропу и свободный конец веревки, на которой сейчас висит моя обвязка, затем попытаться набросить все это на зуб. Протащив веревку, можно с ее помощью уже протащить вокруг зуба стропу. Еще с десяток неудачных попыток. После каждой много времени и сил уходит на то, чтобы опять аккуратно выложить и веревку, и стропу относительно друг друга и самому встать удобно для броска. Мне удается забросить веревку за зуб, но узел, проскальзывая сверху, теряет драгоценные сантиметры. Стропа находится слишком далеко на полке, чтобы надежно закрепиться на песчанике. Раз за разом стропа сильно тянет конструкцию и падает в песок с обратной стороны моего валуна.

Тут мне на глаза попадается трещина, которая идет по правому боку зуба. Надо попробовать просунуть стропу в эту трещину, чтобы она шла под более удачным углом и более надежно скользила вокруг задней части зуба. В следующий раз я бросаю и тяну веревку вправо и, когда узел вот-вот застрянет на верхней части выступа, беру конец веревки в зубы и мягко дергаю стропу. Стропа соскальзывает в щель. Ага! Теперь я тащу узел по краю полки и вижу, как стропа протягивается с обратной стороны розоватого зуба. Я понимаю, что получил рабочий вариант для якоря. Развязываю соединительный узел веревки и стропы, пропускаю желтую стропу в дюралевое спусковое кольцо, после чего навязываю на стропе большое количество простых узлов, и она повисает в петле с кольцом на конце. Левой рукой тяну за петлю, затягивая узел, и делаю сильный рывок, проверяя, насколько надежно система закреплена вокруг нависания. Стропа не ползет, хотя я давлю на нее сильнее и сильнее, наконец, даже всем своим весом. Готово.

Смотрю на часы: двенадцатый час, воскресенье. Два часа я потратил на то, чтобы сделать еще один якорь, но результат пока оправдывает все усилия. Я делаю законный глоток воды, который только повышает чувство удовлетворенности собой: я хорошо поддерживаю водную дисциплину, я доволен тем, как сделал работу. Я сумел, имея в своем распоряжении только одну руку, закрепить якорь на не самом подходящем для этого месте.

Хорошая работа, Арон. Теперь осталось только сдвинуть валун. Давай не останавливайся.

Отрезав от веревки конец метров в десять, я завожу его петлей вокруг своего валуна. Другой конец я пропускаю через спусковое кольцо на петле — я еле-еле могу дотянуться до него левой рукой, — а затем обвязываю вокруг валуна. Не ожидая какого-либо положительного результата, я дергаю веревку. Разумеется, ничего не происходит.

Ну, по крайней мере, якорь держится.

Нужно сделать систему блоков, чтобы создать механическое преимущество и увеличить усилие рывка. С одним перегибом, с одним блоком мне не удастся поднять валун, как бы я ни увеличивал силу рывка. Получается, все равно что я просто тяну за веревку. Трение в спусковом кольце создает скорее механическое антипреимущество. К сожалению, у меня нет с собой специальных блоков, только карабины, а в них система будет терять на трении гораздо больше усилия. Теперь мне надо снять якорь, на котором до сих пор висела моя обвязка. Я пускаю волну много раз, пока наконец клубок из веревки и связки карабинов на конце не выпадает из трещины.

Время летит незаметно, я полностью сосредоточен на том, чтобы сделать эффективную систему. Я призвал на помощь все свои знания по поисково-спасательным работам и в уме конструирую систему, аналогичную той, с помощью которой пострадавших альпинистов эвакуируют с вертикальных стен. Спасатели из Альбукерке в свое время рассказывали мне о двух стандартных схемах полиспаста, и я выбираю одну из них: полиспаст Z-схемы с дополнительной тягой. Изменяя стандартную схему под имеющиеся у меня условия и снаряжение, я решаю добавить несколько петель со схватывающим узлом Прусика^[47] и карабинами, чтобы закреплять веревку саму на себя. Таким образом, с двумя элементами полиспаста я теоретически утраиваю усилие, получая в точке применения силы, то есть на валуне, соотношение механического преимущества 3:1. Трение импровизированных элементов полиспаста уменьшает это преимущество раза в два, но 1,5:1 — это все-таки лучше, чем соотношение во время моей первой попытки — 0,5:1.