Читать книгу - "Яблоко. Рассказы о людях из "Багрового лепестка" - Мишель Фейбер"

— Это он, — сказала мама. — Я думаю. Я почти уверена. Дверь навесили новую, вот и все. Что-нибудь обязательно заменяют.

Мы подошли к парадной двери, мама позвонила. И дверь почти сразу открыл лысый мужчина с яркими синими глазами. Лицо у него было доброе. Но, судя по всему, маме хотелось увидеть вовсе не его лицо. Она вытягивала шею, заглядывая за спину мужчины, внутрь дома. Я побагровел, страшно жалея, что не настолько силен, чтобы схватить маму за запястье и увести отсюда.

— Простите, — сказала она. — Это ведь дом… (имя она произнесла, понизив голос почти до шепота).

— Прошу прощения, мадам?

Мама склонилась поближе к нему, повторила вопрос. Со стороны могло показаться, что она этого мужчину целует.

Он улыбнулся, покачал головой.

— Никто, носящий такое имя, здесь не живет, мадам.

Мама все продолжала с нетерпеливой жадностью вглядываться поверх его плеча. Клянусь, я испугался, что она сейчас схватит лысого мужчину за шейный платок и попытается проскочить мимо него в дом. Помешать в этом я ей не мог и потому тоже вытянул шею и мельком увидел люстру и висевшие в вестибюле большие картины с изображением сельских сцен.

— Но я знаю этот дом, — сказала мама.

Лысый мужчина покачал головой:

— Теперь в нем живет мистер де Ла Сале.

— Это невозможно, — возразила мама.

— Смею вас заверить, мадам, это более чем возможно, — ответил лысый мужчина. — Я и есть мистер де Ла Сале.

— А до вас…?

— До меня, мадам, здесь жил, если память мне не изменяет, мистер Сент-Джон.

— Невозможно. Я же вижу дверь вашей гостиной. И узнаю эту дверь.

— При всем уважении, мадам, это не гостиная. Это наша столовая.

— Мне все равно, что вы в ней устроили! — выпалила мама.

Лысый мужчина открыл было рот, собираясь что-то сказать, но смог издать лишь один-единственный сердитый звук, нечто среднее между кашлем и вздохом. Мама подняла руку — слишком резко, быть может, поскольку мужчина испугался. Он проворно отшагнул и закрыл дверь. Не скажу, что захлопнул, однако удар у него получился вполне убедительный.

Мама, слегка пошатываясь, возвратилась на тротуар. Казалось, высокие каблуки ее ботиночек вдруг стали мешать маме сохранять равновесие. А возвратившись, уселась на бордюрный камень — у всех на виду. Я готов был провалиться сквозь плиты тротуара и навсегда исчезнуть в подземном мире.

— Мама? — решился спросить я. — Когда мы домой пойдем?

Она не поднялась на ноги. Вместо этого она разрыдалась, как маленькая. Ревела во весь голос, да еще и подвывала. Щеки ее покраснели, припухли, слезы катились по лицу и срывались с подбородка, верхнюю губу покрыла влага, до ужаса напоминавшая сопли. Плакала она очень громко. Я стоял рядом с ней, беспомощный, сжимавший в кулаках перевязь «ИЗБИРАТЕЛЬНОЕ ПРАВО ДЛЯ ЖЕНЩИН». Чтобы поднять маму с тротуара, мне просто-напросто не хватило бы мускульной силы — даже одну ее одежду, без тела внутри, я и то не смог бы поднять. Я оглядывался но сторонам, наполовину надеясь, что ни одна живая душа не увидит маминых страданий, а наполовину — что какие-нибудь сострадательные лондонцы поспешат ей на помощь. А увидел, довольно далеко от нас, старую леди с таксой, уходившую в противоположную от нашей сторону. Увидел, как по другую сторону Чепстоу-Виллас задергивают на одном из окон шторы. Мама продолжала реветь.

Спасение снова явилось к нам словно бы чудом. И снова в виде кеба. Но не запряженного лошадью, а моторизованного. Иными словами, в виде автомобиля. В те дни они уже не были большой редкостью (та же Фелисити Браун приехала к нам в одном из них), однако принадлежали людям, считавшим поломки особого рода развлечением и никуда, строго говоря, не спешившим. Для серьезных поездок нормой все еще оставались конные экипажи. И тем не менее, рядом с моей сотрясаемой рыданиями матерью остановился поблескивающий, цвета зеленого гороха, моторный кеб, с витиеватой надписью «Кенсинггонская компания „Такси ДеЛюкс“» на боку.

— Могу я чем-то помочь вам, мадам? — поинтересовался шофер.

— Поезжайте, — крикнула мама.

— Великолепная мысль, мадам, — мгновенно согласился шофер. — Но куда бы вы желали поехать?

— Никуда, — ответила мама.

— Мам, — вмешался я. — Нам же домой нужно. Папа будет волноваться. И тетушка Примула тоже.

— Весьма справедливо, весьма, — весело подхватил шофер. — Подумайте о бедной тетушке Примуле. А ну как она от таких треволнений сляжет.

Мама против воли своей засмеялась. Потом достала носовой платок, высморкалась и сказала:

— Блумсбери.

— — Ой-ёй-ёй! — поморщился шофер. — А вот это задачка не из простых.

Лицо мамы посерьезнело, она уже успокоилась.

— Почему? Вашему мотору такой путь не под силу?

Водитель горделиво похлопал рукой по рулю:

— Пятнадцать лошадиных сил, мадам. Это авто довезет вас хоть на край света, хватило бы горючего.

— С нас довольно будет и Блумсбери.

— Вам ведь известно, что сегодня происходит какое-то шествие, не так ли, мадам? Там сейчас все вверх тормашками.

— Да, известно, — ответила, вставая, мама.

И принялась отряхивать свое кошмарное торбяное пальто. На черной ткани пыль бросается в глаза с особенной силой. Водитель авто выскочил из него наружу, чтобы усадить нас на обтянутое плюшем сиденье. Мотор урчал, пронизывая ощутимой дрожью пол, сиденья — в общем, все. Смешанный запах кожи, новизны, моторного масла казался мне ароматом экзотических духов.

— Придется ехать длинным окружным путем, — сказал, усевшись за руль, таксист.

Глаза у меня уже совсем вылезли из орбит. На приборной панели виднелись всякие кнопки, шарообразные ручки. В нее была также вделана какая-то смахивавшая на часы измерительная шкала. С ума можно сойти!

— Пусть так, — ответила мама.

Она уже выглядела полностью пришедшей в себя. Веки еще оставались красными, но в остальном мама стала в точности той женщиной, какая мне требовалась.

— Я думаю так, — сказал таксист. — Сейчас мы покатим прямиком к Паддингтону, потом в Марилебон, в Юстон, а уж оттуда рванем в Блумсбери.

— Как хотите, — вздохнула, откидывая на спинку сиденья голову, мама.

Спустя еще пару минут он спросил:

— А если точно, то куда вам?

Мама не ответила. Дышала она уже медленно, размеренно, и светлые пушистые волосы ее спадали на закрытые глаза.

— Так какая улица в Блумсбери вам требуется, мадам? — снова спросил, на сей раз погромче, таксист.

Я покашлял, надеясь, что это разбудит маму. А после сказал:

— Колторп-стрит.