Читать книгу - "Закат Луизианы - Люциус Шепард"

Лягушка плюхнулась в воду.

Туман начал просачиваться из щелей в стенах лачуги.

Каждое тонкое щупальце вытягивалось, удлинялось, выпускало новые щупальца, в свою очередь раздваивавшиеся, и в считаные секунды болото оказалось сплошь затянутым длинными белыми лентами – словно весь туман, недавно втянутый в хижину, восстановил образ, который имел до того, как понадобился внутри. В тихом воздухе ощущалась вибрация, ритм похоронного марша.

Перед Мустейном сгущалась стена тумана, которая все поднималась, все утолщалась и вскоре скрыла тропинку и лачугу, клубясь и завихряясь тонкими струйками. Волоски у него на шее стали дыбом, тем не менее он продолжал идти вперед. Чувство дежа-вю обострилось; туман шевелился, бурлил вокруг, и на него вдруг накатила ужасная слабость. Казалось, некое жизненно важное вещество вытекало из тела, и он терял силы. Мустейн упал на колени, борясь с дурнотой, бессильно свесив голову, а потом опустился на четвереньки. Спазмы перехватывали горло, каждый выдох сопровождался мучительными позывами к рвоте. Он чувствовал слабость. Казалось, сейчас он выплюнет свое сердце. Страшные судороги скручивали внутренности. Он находился во власти симптомов. Лихорадка. Тошнота. Двоение в глазах. Нет, сами предметы у него в глазах не двоились, но он видел тропу под собой словно одновременно с двух разных точек зрения. Что-то медленно отделялось от него… но не легко, а болезненно. Соединенное с ним отчасти пуповиной, отчасти незримой духовной связью и причиняющее равно физические и душевные страдания. Некая дремавшая доселе часть его существа, которая вдруг умерла, чтобы родиться вновь, и теперь пыталась разорвать его плоть, его мозг и излиться во вне. Он перестал чувствовать свое тело. Серая тень заволокла мир. Пот разъедал глаза. А потом это «что-то» освободилось от Мустейна. И он освободился от него. И снова обрел способность дышать. Думать.

Он перекатился на спину и посмотрел наверх.

Вырисовываясь темным силуэтом на фоне свинцового неба и черной стены кипарисов, над ним стоял Добрый Серый Человек.

В течение нескольких бесконечно долгих секунд Мустейн не мог ни пошевельнуться, ни моргнуть, ошеломленный видением. Туман светился вокруг призрачной фигуры подобием ореола, клубился по краям, где набегая, где отступая, словно одновременно пытался сохранить и размыть себя. Кожа призрака, внешняя оболочка… такая осязаемая и липкая на вид, похожая на слой сырой серой краски. Жуткая серая голова без лица, как бумажный пакет. То ли палач, то ли кошмарное чудовище.

Беспалая рука призрака вытянулась вниз, будто резиновая, и Мустейн почувствовал прикосновение к плечу, но не испугался.

Прикосновение вызвало у него мысль о сухом льде, таким холодом оно обжигало. Видение, вызванное прикосновением (в чем он не сомневался), причинило гораздо большую боль. Вайда. Голая, вся измазанная грязью. Тонкие полумесяцы белков под опущенными веками. Свернувшаяся калачиком в ворохе засаленных одеял, с молитвенно сложенными руками. Бормочущая какую-то абракадабру, как полоумная Мадлен Леклоз. Совсем спятившая. Видение померкло, и Мустейн с трудом поднялся на ноги, увидев, что Добрый Серый Человек направился к лачуге. Он сделал несколько шагов вперед и, зная, что она не откликнется, крикнул: «Вайда!»

Добрый Серый Человек внезапно оказался прямо перед ним – словно плавно дав задний ход, а не повернувшись. Он протянул к нему руки с раскрытыми ладонями, и Мустейна вдруг подняло над землей и отбросило назад, будто резким порывом ураганного ветра.

Распростертый навзничь на обочине тропинки, судорожно ловящий ртом воздух, Мустейн вдруг понял, что именно он почувствовал сейчас. Мощный шквал отчаяния. Горя, чувства невосполнимой утраты и безысходной тоски, сплавленных в одну непреодолимую силу, которая владела всем его существом.

Одиночество, какого он не знал прежде. И все же знакомое. Непонятно почему, оно вписалось во все извивы его отгороженной от мира души. Теперь он почувствовал, что оно убивает его. Мустейн потряс головой, пытаясь освободиться от чувства, но казалось, оно лишь еще надежнее укрепилось там, удостоверилось в правильном выборе места.

Он сел, опираясь одной рукой в грязную жижу. Добрый Серый Человек, стоявший на нижней ступеньке крыльца, призывно взмахнул руками, и расползшийся над болотом туман откликнулся на призыв и в мгновение ока стекся обратно к нему, окутав плотной белой пеленой. Потом туман сгустился в фигуру меньших размеров, одетую в черную куртку, белую рубашку и линялые голубые джинсы. Она еще не обрела четкости очертаний, не вполне сформировалась. Черты бледного лица расплывались. Она бросила на Мустейна короткий взгляд, словно предостерегая, потом поднялась по ступенькам и скрылась за дверью.

Залитая серебристым лунным светом одинокая лачуга на берегу огромного болота, казалось, превратилась в игрушечный домик на детском макете зловещей местности. Мустейн, все еще сбитый с толку видением Доброго Серого Человека, принявшего его обличье, не мог собраться с мыслями. Он с трудом поднялся на ноги, огляделся по сторонам. Каждый кипарисовый ствол, каждый дюйм сверкающей поверхности воды свидетельствовали о непоправимом. Он потерял Вайду. Как это случилось, он не понимал. Но это случилось, вне всяких сомнений. Увязая в грязи, Мустейн неверной поступью двинулся прямиком к хибаре. Намереваясь ворваться туда, вытащить Вайду. Отказываясь думать о безнадежности подобной попытки. Но приблизившись к лачуге сзади, услышав за стеной голос Вайды, ее бессвязные нежные слова и дикие молитвы, он зажал уши ладонями и отпрянул назад. Сердце у него мучительно сжалось. Он подумал, что из груди вырвется вой, если он откроет рот.

Он чувствовал себя беззащитным под яркой луной, под серебряным глазом божества, уязвимым перед высшими силами. Голос Вайды по-прежнему звенел у Мустейна в ушах. Стремясь спрятаться от ее безумия, он торопливо направился к зарослям кустов по другую сторону лачуги, укрытых в скудной тени молодого дуба.

В темные заросли уводила извилистая тропинка – та самая, вспомнил он, что вела к грунтовой дороге; увидев в ней путь к спасению, возможность бегства, он двинулся по ней. Вернись, подумал он. Но его тело знало ужасную истину и продолжало идти вперед. Мустейн попытался забросить в ночь якорь сердца, ухватиться за ветки кустов, повернуть назад, заставить себя возвратиться к лачуге, но сердце оказалось слишком легким, пальцы слишком слабыми и душа полна отчаяния. Несколько раз подряд у него вырывалось имя Вайды – на каждом шагу, когда он ставил ногу на землю. Произнесенное лихорадочно, ожесточенно, с мучительной горечью. Прошу тебя, Господи Иисусе, подумал он. Положи конец всему этому. Пошли с небес свой священный смертоносный луч и предай огню это проклятое место. Он увидел стеклянную гладь черного озера, утыканную обугленными спичками кипарисов. Увидел багровое солнце, спускающееся к соленому океану, в котором тонул золотой поплавок. Он увидел Вайду на куче грязного тряпья. Вайду, выходящую из пруда Талии, стряхивающую алмазные брызги капель с волос. Вайду, сидящую рядом с ним под звездным небом Залива. Он увидел грядущие годы, уже погребенные под могильной землей.

Вернись, сказал он себе.