Читать книгу - "Офицерский крест. Служба и любовь полковника Генштаба - Виктор Баранец"

Юлия появилась вскоре, что-то сказала суровому охраннику в черном и демонстративно (чтобы видел охранник) обняла Гаевского и чмокнула в щеку:

– Изображаем влюбленных согласно расписанным ролям, – тихо сказала она ему насмешливым тоном, – Наташка тебя уже ждет. Сейчас поиграем в теннис, потом посидим на терраске, че-нить выпьем…

Дачный домик, к которому они подошли, стоял под высоченными соснами в самом углу поселка, – за высоким деревянным забором уже начинался лес. Этот домик от десятков таких же отличался лишь тем, что у него была красная ондулиновая крыша.

Наталья стояла на небольшой деревянной террасе и приветливо махала теннисной ракеткой. На ней были короткие джинсовые шорты и белая футболка, – Гаевский скользнул восторженным взглядом и по высокой груди с выпирающими из-под майки сосками, и по голым, плотно налитым бедрам с легким загаром, и по красивым стройным ногам в ослепительно белых кроссовках.

– Везет тебе, Гаевский, – негромко, с налетом деланной зависти буркнула Юлька, – такая девка в тебя влюбилась!

– Тебе бы надо в рекламном бюро или в пиар-конторе работать, – ответил он с хитрой ухмылкой.

Наталья светилась радостью так, как может выглядеть влюбленная женщина, – знающая, что она тоже любима.

– Вы бы чмокнулись, что ли, – брякнула Юлька, когда Гаевский поздоровался с Натальей за руку (в тот момент ему очень хотелось поцеловать ее теплую руку).

– Юлька, перестань молоть чепуху, – с деланной строгостью прикрикнула Наталья, и уже – Гаевскому, – ну что, переодевайтесь… ой, переодевайся… И пойдем на корт. Тут совсем рядом.

* * *

Когда они втроем шли к корту, Гаевский оглянулся и посмотрел на серый дощатый домик под красной ондулиновой крышей. Он стоял под высокими соснами, шершавые стволы которых (снизу пепельные, сверху светло-медные) с южной стороны были облиты золотым светом плывущего к полудню солнца.

Вокруг домика буйствовало разнотравье вперемешку с бурьяном, – этот дикий, вольно сделанный природой ковер, был прекрасен своей нерукотворностью.

«Вот так я все это и нарисую, – подумал Гаевский, – и домик, и позолоченные сосны, и траву, и ромашки, и васильки, и лопухи с пижмой, и серую деревянную терраску, и Наташу на ней. Вот под тем белым зонтом она будет читать книгу».

Наталья и Юлия играли в теннис, а Гаевский наблюдал за ними, сидя с ракеткой на длинной деревянной лавке с матерными словами, написанными черным фломастером.

Он любовался Натальей, – ее великолепно сложенной фигурой, ее движениями, ее позами, ее щедрой грудью, качавшейся под белой футболкой… Да-да, и ее заманчивой попкой под короткими тортиками.

Тайные грешные мысли о том, что все это в какой-то момент может принадлежать ему, наполняли душу его вожделенными мужскими фантазиями. И снова, снова, снова ему хотелось понять, не примитивная ли самцовость влечет, манит его к этой женщине? Что же для него важнее – фигура ее или душа? Где же он вычитал это? Где же он вычитал? «Настоящая любовь мужчины к женщине – это все, что остается после оргазма… Трагедия ждет тех, кто путает любовь с сексом…»

Разгоряченная Наталья время от времени поглядывала с корта на Гаевского, и казалось ему, что взгляд ее теплых глаз говорил ему: «Да-да, я обязательно буду твоей». Ну, так ему думалось в тот момент. Ему хотелось, чтобы и ей так думалось.

Когда Наталья в трех партиях разгромила Юлию, настал черед Гаевского. Он не чувствовал себя на корте мальчиком для битья, – тренировки в ЦСКА вернули ему былые приличные навыки игры.

Проверив Наталью парой несильных рыцарских подач, он шел в разведку дальше, изучая характер ее ударов слева и справа, ее манеру делать подачу и подрезку.

Перед каждой своей подачей он затяжным взглядом смотрел в ее глаза и она отвечала ему тем же – они разговаривали глазами. Конечно, теннис в тот момент был не самым важным поводом для этого разговора…

Сидящая на скамейке Юлька грызла яблоко и яростно болела за Гаевского, подбадривая его. Первую партию Гаевский выиграл с перевесом всего лишь в один мяч, – хотя ему было понятно, что Наталья играла не в полную силу. Он чувствовал, что она ему поддавалась.

Вторая и третья партии все расставили по своим местам, – он их вчистую продул.

Все шло к тому, что и четвертая партия будет за Натальей. Но тут вдруг все стало ломаться в ее игре, – пошли одна за другой детские ошибки, ослабла сила ударов, а хитрые подрезки справа и слева уже не удавались.

Исчезла улыбка с лица Натальи, хмурая растерянность блеснула в ее глазах, то и дело опасливо посматривающих куда-то за спину Гаевского.

Он оглянулся и сразу понял причину такой перемены в игре Натальи, – возле корта стоял высокий, холеный, франтовато одетый человек, а за спиной его в черном костюме маячил явно охранник в черных очках. Гаевский поздоровался с холеным едва заметным кивком головы.

– Привет, Кулинич! – крикнула Юлька, и тембр ее голоса при этом был какой-то официальный и холодный.

– Привет, – повторила Наталья тем же безрадостным тоном.

Гаевский выиграл партию, – Юлька бросилась к нему на корт и сделала немилосердный засос с ароматом антоновки.

– Возьми меня на руки, – шепнула она, – и унеси на лавку.

Он так и сделал.

Все получилось очень достоверно.

А Наталья, как-то смиренно опустив плечи, подошла к Кулиничу и чмокнула его в щеку. Гаевский заметил, как загорелая клешня Кулинича пыталась соскользнуть с талии Натальи вниз, но она резким, нервным движением отстранила ее.

Поговорив о чем-то с Натальей, Кулинич пошел к сверкающему лаком «Брабусу», – охранник смиренно плелся позади хозяина.

Наталья и Юлька шли к дачному домику впереди Гаевского и о чем-то негромко, но темпераментно разговаривали.

– Ну его к черту, – только и сумел расслышать Гаевский слова Натальи. После этого она оглянулась и подарила ему улыбку своих прекрасных глаз и губ…

* * *

Потом они втроем сидели на террасе под большим белым зонтом. Где-то вверху шипели на ветру ветки высоких сосен. Наталья (явно чем-то расстроенная) поставила на пластмассовый стол большую вазу с фруктами и сказала:

– Что будете пить, дорогие гости? Могу предло…

– Я вискарик, я вискарик, – весело затараторила Юлька, – у тебя тот шотландский вискарик от Кулинича еще остался?

– У меня не только вискарик от Кулинича, но и коньяк от Таманцева еще остался, – ответила Наталья каким-то двухслойным насмешливым тоном и вопросительно взглянула на Гаевского:

– Я человек неприхотливый. Я буду пить то же, что и народ, – сказал он, – народ и армия едины! Впрочем, у меня есть презент…

И он достал из сумки бутылку вишневого ликера.

– Ой, как это мило! – воскликнула Наталья, всплеснув руками, – я обожаю вишневый ликер!