Читать книгу - "Камов и Каминка - Александр Окунь"

Четыре судьбоносных бетховенских удара пронзили благостную тишину замершего в субботнем оцепенении города. На пороге мастерской художника Каминки стояли его коллеги по службе в Академии. Похожий на постаревшего теленка, Асаф бен Арье, симпатичный мужик лет пятидесяти, с кольцами сивых волос, падающих на упрямую выпуклость лба, во всегдашних своих рваных, застиранных джинсах и черной футболке, был одним из любимцев художественного истеблишмента. Выросший на границе с Ливаном, в тоскливом городишке Киръят Шмона, где единственным развлечением были гашиш и ракетные обстрелы, он после службы в армии поступил в Бецалель. Простодушный, способный юноша был идеальным материалом этакой tabula rasa, на которой горящими письменами запечатлевалось все, чему учили его знаменитые профессора. Затем он поучился в Нью-Йорке, вернулся, начал работать с одной из самых модных тель-авивских галерей, и с год назад его выставка «Образ и Материал» – небольшие квадраты негрунтованного холста с мазком синей краски посередине, под названием «Море», голубой, под названием «Небо», желтой, под названием «Песок», и так далее – принесла ему восторженные отзывы критиков и приз Главы Правительства в номинации «Пластическое искусство». Художник Каминка общего восторга, как и ожидалось, не разделял, а от вопросов отделывался загадочной фразой: «Японец, он нет».

Рядом с Асафом стояла Смадар Элькаям, костистая брюнетка лет под сорок, одетая в черные тайцы и спадающую с плеч черную накидку с палестинским орнаментом. Пальцы тяжелых больших кистей рук были закованы в крупные перстни. Под синего цвета волосами в правой изломанной черной брови блестела золотая булавка, из крашенных темно-фиолетовой помадой губ свисала сигарета, а черные, конские, окруженные тонким колечком синеватого белка зрачки мрачно метались в темных глазницах, быстро перепрыгивая с предмета на предмет, с лица на лицо, цепко ощупывая и оценивая степень пригодности объекта к проекту, который назывался «Жизнь и творчество Смадар Элькаям». В этой женщине постоянно бурлило плохо скрываемое беспокойство, что проект этот подвергается неопределенным, но очевидным враждебным проискам с целью оттеснить ее из эпицентра художественной жизни куда-нибудь подальше, а то и вовсе задвинуть в тень, где сохнут лишенные живительного внимания сотни ее коллег, так и не сумевших пробиться на арену, где места хватает лишь немногим, самым упорным и изобретательным бойцам. Тревога эта была отнюдь не беспочвенной, ибо любой успех вызывает мутную и небезопасную волну зависти и интриг, и, хотя до сих пор все ее начинания пользовались исключительным успехом, бдительность была вполне уместна и к тому же принуждала Смадар к постоянной активности, что, надо признать, только шло ей на пользу. Как и Асаф, выпускница Бецалеля, она произвела фурор выставкой, открывшей серию экспозиций, где выставлялись произведения, основой которых служили коричневые бумажные пакеты сети кафе «Гилель». «Эспрессив Эктив» – название стиля художницы отражало стимулирующее действие эспрессо, с одной стороны, и экспрессивность творчества художницы – с другой.

«Атмосфера, цвет, освещение и энергетика кафе пришлись мне по душе. В результате долгих размышлений и глубокой внутренней работы я разработала новую технику многослойной живописи, основанной на использовании способности бумажных пакетов впитывать краску для мебели, которую я раздобыла в соседней столярной мастерской» – эта фраза из ее интервью вошла в академический курс креативного мышления в качестве примера реализации внутреннего мира художника в адекватном материале.

Однако самым звонким, принесшим ей приз Тель-Авива и в том же году представлявшим Израиль на Венецианской биеннале, стал проект Смадар под названием «Происшествия». На этот раз она основала направление «клемонаполуизм». На разложенные на полу холсты Смадар распыляла краску из аэрозольных баллончиков, ходила по ним босиком, а потом вешала их на стену, где происходил трансцендентный акт впитывания краски холстом по собственной его воле. «Мои произведения, – сказала Смадар в интервью пятничному культурному приложению к газете “Гаарец”, – это цельный рассказ, но не обо мне самой, а о посетителях музея. Цветные пятна, как кляксы Роршаха, проникают в сознание и чувства зрителя, а затем выплескиваются в виде эмоций и переживаний. Революционным актом моего творчества является тот факт, что не только зрители пытаются найти логику в экспозиции, но и сами картины, висящие на стенах, ищут смысл в том, что кто-то приходит в музей, для того, чтобы на них посмотреть». Пресса устроила Смадар овацию. «Самоанализ, вдохновение, уединение, созерцание – все это необходимо, чтобы разглядеть и понять работы Смадар Элькаям. Пятна и линии работ направляют зрителей, заставляя совершить внутреннее путешествие в глубины собственной души, – писал ведущий критик Коби Биренбаум в журнале “Садиа”. – Через эти абстрактные полотна, через их точно выверенную беспорядочность, приходит понимание, что у каждого душевного движения есть причины, а также последствия, понимание чего требует определенной работы: созерцания!»