Читать книгу - "Печать ангела - Нэнси Хьюстон"

Чемоданы Саффи оставила в общежитии для девушек на бульваре Сен-Мишель, где она занимает комнату с окнами на Люксембургский сад. От квартиры Рафаэля Лепажа до общежития не очень далеко, а путь лежит через изумительные места: улица Сены начинается (как свидетельствует ее название) от Сены и ведет, переходя в улицу Турнон, к Люксембургскому дворцу, зданию Сената прекрасной страны, в которой отныне живет Саффи. Гениальный оптический обман – улица чуть расширяется на последней сотне метров, искажая перспективу и создавая впечатление идеальных параллелей, если смотреть на Сенат с бульвара Сен-Жермен. Саффи этого знать не обязана; однако было бы вполне естественно посмотреть по сторонам, пока идет вверх по улице. Справа и слева – художественные галереи, антикварные магазины, кафе и бары, битком набитые творческими личностями, прикуривающими сигареты и выдыхающими вместе с дымом безапелляционные суждения о политике и литературе, в витринах красуются японские эстампы, старинные атласы, персидские ковры… Есть от чего разбежаться глазам у Саффи. Но она идет себе ровным шагом, не торопливым и не ленивым, смотрит прямо перед собой и ничего вокруг не видит. Ей вслед не оборачиваются головы, не загораются глаза молодых и не очень молодых мужчин за столиками кафе “Палитра”; она будто невидимка, призрак какой-то. А между тем Саффи вполне земная девушка, ей известны правила и обычаи большого города: вот, например, она останавливается перед красным сигналом светофора, переходя бульвар.

Обогнув здание Сената, она входит в большой сад – он сейчас в лучшей поре цветения, буйства зелени, прелести лепестков и ароматов. С бесстрастным лицом, с застывшим взглядом шагает Саффи мимо мраморных статуй и фонтанных струй, мимо мальчуганов, пускающих кораблики на пруду, мимо пальм, только что вынесенных из оранжереи, где они зимовали, мимо лип с их ласковой тенью, мимо столиков кафе, расположившихся в этой ласковой тени, мимо фонтана Медичи и его завсегдатаев-интеллектуалов, которые сидят друг против друга на двух рядах платных стульев и читают Жан-Поля Сартра, если не целуются украдкой взасос. Она не сворачивает за фонтан, чтобы с замиранием сердца полюбоваться бронзовой Ледой на позеленевшем горельефе, трепещущей жертвой победоносного бога богов в обличье лебедя.

Она это уже видела, Саффи. Она все видела.

* * *

Выйдя из сада с другой стороны, на бульвар Сен-Мишель, она входит в общежитие, идет прямо к дежурному и расплачивается за несколько проведенных здесь ночей; затем поднимается на второй этаж за чемоданами, сдает ключ и отправляется обратно тем же путем и все с тем же каменным лицом.

Это может показаться невероятным, но Рафаэль поджидает ее на балкончике. Он не вернулся к Марену Марэ, флейта так и лежит на синем бархате футляра. А ведь обычно он заботится о своем инструменте с какой-то даже одержимостью. В принципе флейту нужно тщательно протирать изнутри всякий раз после игры: иначе капельки слюны, осевшие от дыхания, начнут разъедать металл и подушечки, что рано или поздно грозит ржавчиной и плесенью. Но сегодня на душе у Рафаэля – уже! – праздник. Он теряет голову от счастья при одной мысли, что эта непроницаемая женщина придет и будет жить под одной с ним крышей; вот почему он поджидает ее, даже не думая прятаться, торчит на узком балкончике и терзается страхами: а вдруг она не вернется, исчезнет так же непостижимо, как появилась… если вообще была, а не пригрезилась ему.

Он не одергивает себя: “Ты рехнулся. Прислуга… это же надо!” Нет. Он даже не пытается объяснить себе, почему эта незнакомка уже так несуразно много значит в его жизни. Любовь – она такая.

Увидев, как Саффи идет по тротуару неровным черепашьим шагом, таща в каждой руке по тяжелому чемодану, он так и подскакивает: вот олух, как же не сообразил проводить ее или хотя бы дать денег на такси? Ему и в голову не пришло, что она собирается идти с вещами пешком. Он клянет себя. Кидается на лестницу. Выбегает ей навстречу. Он ничего не может с собой поделать. Любовь – она такая.

– Саффи! – окликает он, добежав до нее.

Ее, эту любовь, придется во что бы то ни стало таить – и долго, – чтобы не обидеть, не напугать, не дать повода уйти. Нет, выказывай сердечность, но сохраняй хоть подобие достоинства и дистанции между хозяином и прислугой.

– Извините меня, я сглупил, надо было дать вам на такси… Я надеюсь, вы не слишком устали? Еще эта жара…

Поставив чемоданы на людный тротуар улицы Сены, Саффи смотрит на Рафаэля. Впервые она по-настоящему на него смотрит. Может быть, не поняла, что он сказал? Нет… Или да… Ни с того ни с сего она вдруг хохочет. На террасе “Палитры” головы поворачиваются к ней, к ним, и Рафаэль хмурится: он не любит попусту привлекать к себе внимание. Смех Саффи громкий, диковатый; так же внезапно он обрывается. Молодая женщина снова скрывается под своей восковой маской с искусственной улыбкой.

– Это ничего, – говорит она.

И поднимает чемоданы. Но, после настойчивых уговоров Рафаэля, один отдает ему.

В тесном лифте, недавно встроенном в лестничную клетку этого красивого старинного дома, едва умещаются два человека с двумя чемоданами. Рафаэль шалеет, ощущая так близко, почти вплотную, Саффи, которой здесь нет. Он чувствует запах ее духов и пота, видит ее блузку, прилипшую к влажной коже, угадывает форму ее груди, потом опускает глаза, чтобы не смотреть на нее, потому что его плоть встает самым откровенным образом… И все это время, все эти пятьдесят долгих, прекрасных, наполненных секунд, Саффи где-то далеко.

По правде говоря, лифт идет только до шестого этажа, а дальше, на последний, где расположены комнаты для прислуги, извольте пешком. Рафаэль поднимается по лестнице впереди Саффи, нарочно, чтобы не мучиться, глядя, как движется то, что движется под ее юбкой.

Он контролирует себя. Когда он достает ключ, открывает дверь, показывает Саффи общую для всех жильцов этажа уборную и в конце коридора маленький умывальник, кран с холодной водой, треснувшее зеркало, ни руки, ни голос у него не дрожат. Как и все, кому приходится выступать на сцене, он знает, как справиться с мандражом. Глубоко дышать, расслабиться, сосредоточить все внимание на предмете или запахе, не имеющем отношения к тому, что в данный момент выбивает вас из колеи. Рафаэль Лепаж умеет держать себя в руках. Каждый вдох, каждый мускул, едва ли не каждая молекула его тела подчиняются приказам мозга.