Читать книгу - "Жди, за тобой придут - Владимир Романенко"

«Любовь, любовь — гласит преданье — союз души с душой родной…». Ну, что сказать насчёт любви, господа? Было. И не единожды. До полного затмения, до выпученных глаз, до слюней и слёз на подушке. Неразделённая, разделённая, платоническая и плотская — она являлась ему во всех человеческих обличиях. И всегда оставляла после себя одну и ту же навязчивую мысль: «зачем?». Иногда ему даже казалось, что в отношении любви на этот вопрос не существует однозначного ответа. Хорошо, если задавать его человек ещё не научился — ни до, ни во время, ни после «рокового слияния и поединка двух сердец». Что же до нашего героя, то задавать такие вопросы он не умел, к сожалению, только в детстве и на ранних стадиях отрочества. Влюбчивостью же природа наградила его щедро, равно как и физиологически необходимой для её успешного функционирования гормональной подпиткой.

Ещё в три года, распотрошив на даче у родителей несколько кочанов капусты и не найдя там никаких предпосылок к обнаружению человеческих младенцев, Костя раз и навсегда развеял миф о своём вегетативном происхождении. Впоследствии он также наотрез отказался верить и в предложенную ему взамен коммерческую, то есть «магазинную», легенду. Пребывая в полном неведении относительно столь важного аспекта собственного бытия, Костя сумел дожить с этим грузом до восьмилетнего возраста.

Лишь только будучи учеником второго класса средней школы и имея возможность общаться с большим кругом ровесников, а также ребят постарше, он начал по крупицам собирать и складывать в единый рисунок всю необходимую для разрешения этой загадки информацию.

Что такое сексуальное желание, Костя отлично представлял себе, ещё не владея соответствующим вокабуляром и плохо ориентируясь даже в бытовой терминологии на этот счёт. Странный, но в то же время приятный зуд в области гениталий он ощутил первый раз в средней группе детского сада. Спорадические попытки отца пресечь экспериментальное рукоблудие ни к чему, как водится, не привели: возможностей для невинных личных опытов у детсадовской молодёжи было в то время более чем достаточно.

К подготовительной группе Костина компетенция в данном вопросе настолько возросла, что он оказался способным давать консультации своим менее находчивым сверстникам, а в конце концов, даже вступил в половую связь, если можно её было так назвать, с первым объектом противоположного пола — симпатичной девочкой по имени Наташа.

Разумеется, дальше заурядного петинга дело у них тогда пойти не могло, но полученных ощущений обоим юным партнёрам хватило надолго. Поскольку акт носил, в некотором смысле, публичный характер (соитие происходило в спальном зале во время послеобеденного сна, под восторженный шёпот и мысленные аплодисменты согруппников), именно в тот памятный день Костя впервые зарекомендовал себя в глазах окружающих как человек, находящийся на передовом крае исследовательской науки о любви.

Промежуток между первым и вторым гетеросексуальным опытом оказался в Костином случае весьма большим. Трудно сказать, что послужило причиной этого — отсутствие коллективных сончасов в школе или же стремительно пробуждающаяся в детских душах тяга к ответственности и целомудрию. С Костиной точки зрения, целомудрие не считалось высшей добродетелью, однако горячее стремление к ней у представительниц женского пола, неуклонно воспитываемое пуритански настроенным социумом, сводило на нет все смелые помыслы юного искателя романтики.

Хуже того! Ещё не совсем чётко выстроенная к девяти-десятилетнему возрасту жизненная платформа, начинала прогибаться, видоизменяться, а зачастую и просто рушиться под натиском общественного и семейного давления. Как можно было продолжать верить в безгреховность собственных фантазий, если буквально все взрослые вокруг твердили в один голос, что видеть, а тем более прикасаться к обнажённой натуре — занятие совершенно недостойное и даже постыдное?

С другой стороны, для эффективного подавления хаотически рождавшихся в неокрепшем сознании скабрезных мыслей, требовалась колоссальная воля и натренированность, которой Костя в столь нежном возрасте, разумеется, не обладал. Приходилось идти на компромисс, близкий по своей сути к библейскому «богу — богово, а кесарю — кесарево», в его социалистическом приложении. То есть сочетать полную внешнюю благонадёжность со скрытой верностью своим внутренним телесным позывам.

Ситуация немного облегчалась вполне искренней поддержкой, которую можно было найти в то нелёгкое время среди «единомышленников», или, лучше сказать, товарищей по несчастью. Передачу необходимой информации устным путем не могла пресечь никакая цензура.

Сейчас, при наличии телевизионных и журнальных «пособий» трудно даже представить себе ребёнка, перешедшего грань осознания своей сексуальной принадлежности, который не имел бы представления о том, «как это выглядит у дяденек и тётенек», и не догадывался бы, для какой цели природа встроила в человеческую анатомию столь замысловатое физическое различие.

Тогда же, в годы глухого советского табу на всё, связанное с сексом, большинство детей было вынуждено оставаться ментально невинными практически до времени своего полового созревания. Знания, которыми приходилось пользоваться особо любознательным мальчикам, черпались из разного рода историй, скорее гипотетического, нежели фактического характера, а также ходивших по рукам черно-белых фотокопий с западных эротических и порнографических изданий.