Читать книгу - "Иванов и Рабинович, или "Ай гоу ту Хайфа!" - Владимир Кунин"

— Где?

— А вот — «Иванов А.М.»… Порядок!

Гремит «Свадебный марш» Мендельсона…

Вечером, умытые и измотанные, ехали с работы. «Москвич» скрипел, стучал, фыркал прогоревшим глушителем.

Вася считал деньги, раскладывал в две кучки на «торпеде».

— Один хмырь болотный приволок грузики из Тольятти. Я ему отстегнул полтинник…

— Молодец, — похвалил его Арон.

— Четвертак вода и электричество за прошлый месяц… Двадцать процентов арендной платы. И червонец я заслал ночным сторожам. Мало ли что!

— Правильно.

— Договорился с шиноремонтным заводом. Будем отдавать им колеса в наварку. Они хотят по тридцатнику, мы будем брать с клиентов по полста. Двадцать наши…

— Здорово.

— Держи. Тебе семьдесят восемь и мне семьдесят восемь.

— И день прошел не зря, — Арон спрятал деньги в карман и остановил машину у дома Василия. – Чего Ривка звонила?

— Сдала в ОВИР все наши документы. Велели ждать.

— Сколько?

— Тебе-то что? Ты же ехать не собираешься.

— Мне партнера подыскивать нужно. Не Клавку же я поставлю к балансировочному станку! А ты у меня, Васюся, временный.

— А может быть, все-таки… вместе, Арончик? А?..

— Все! Вали. До завтра. Ривке привет!

Вася вышел из машины. Арон отъехал несколько метров, затормозил и дал назад. Открыл дверцу и крикнул негромко:

— Эй! Рабинович!..

Вася с готовностью повернулся.

— Я слышал, что на израильской границе всех мужиков вместе с паспортом заставляют болт предъявлять. Нет обрезания — поворачивай обратно! Так что готовься, Васька! — заржал Арон и уехал.

Василий посмотрел ему во след, покачал головой:

— Ну, шлемазл, мать твою! Ну, что с тебя взять, выкрест?..

Как тяжелый физический труд влияет на семейную жизнь

После ужина Клавка вышла из ванной в коротком соблазнительном пеньюарчике. В коридоре перед зеркалом опрыскала себя духами, кокетливо распушила волосы и только после этого открыла дверь в комнату:

— Зайчик! Я готова к употреблению!..

На диване-кровати глубоким и тяжелым сном спал разметавшийся, измученный за день, Арон. Его могучий храп вздыбливал тонкие занавески на окнах и заставлял позвякивать подвески на чешской люстре.

— Ты же обещал, зайчик… — растерянно проговорила Клавка. — Ведь сколько уже дней…

Чудовищный храп Арона был ей ответом. Клавка опустилась на стул у дверей и горько заплакала…

Точно в такой же квартире, но на другом конце города, Ривка в постели хлопотала над бесчувственным от усталости Васькой.

— Ну, и что? И в чем трагедия? Ну, устал мой мальчик… Ну, не стоит у маленького! Так он сейчас у всех плохо стоит. Даже у иностранцев. А вот мой Васечка отдохнет — мы им всем покажем! Да? Лежи, лежи, котик, не расстраивайся. Я тебе сама все сделаю в лучшем виде…

Снова шиномонтажная мастерская. Вечер.

Снова дырявые камеры, рваные покрышки, погнутые диски, очередь клиентов с автомобилями…

Грохочет шиномонтажный станок, воет компрессор. Арон работает один — мокрый, грязный, усталый.

В мастерскую заглянул председатель кооператива:

— Притормози, Иванов.

Арон остановил станок, выключил компрессор.

— А где Рабинович?

— На курсах по изучению языка. Мы же вас предупреждали, что Васька работает здесь только до отъезда…

— А что, если я его у тебя заберу и сделаю своим замом по производству и экономике?

— Не надо. Он свое уже отсидел.

— Тьфу!.. — председатель даже перекрестился. – Типун тебе на язык и два на жопу!

— Нет, серьезно, он не пойдет. Он за бугор намылился…

— Ладно… Бог в помощь, — председатель усмехнулся, покачал головой и удивленно сказал: – «Василий Рабинович»… Странно звучит, да, Арон Моисеевич?

Арон включил шиномонтажный станок, завел компрессор и прокричал председателю сквозь шум и грохот:

— А то, что я «Иванов», это нормально?..

В подвале старого петербургского дома под трубами парового отопления и электрическими кабелями, на колченогих стульях, за обшарпанными столами сидели человек пятнадцать будущих эмигрантов и изучали «иврит».

Модно одетый молодой человек с еврейско-тореадорской косичкой мелом писал на старенькой школьной доске древние слова…

Он что-то еще говорил вслух, но измочаленный работой Вася сквозь сонную одурь видел только его двигающийся рот и ничего не слышал.

Иногда Ривка толкала его в бок локтем. Тогда Вася испуганно оглядывался и таращил глаза на школьную доску. Все вокруг усердно записывали премудрости языка предков. Каждый раз, когда преподаватель поворачивался к аудитории, он встречал нахальные и зовущие глаза крупной и яркой Ривки. Когда же Ривка медленно и плотоядно облизнула губы и закинула ногу за ногу так, что ее роскошные ляжки открылись до самых трусиков, у молодого преподавателя иврита исчез дар речи и встала дыбом косичка…

У Русского музея расфуфыренная Ривка говорила расфуфыренной Клавке:

— …а к нему приехал друг из Стокгольма на своей тачке. Живет в «Астории».

— В «Асторию» я не пойду! — перетрусила Клавка. — Там меня каждая собака знает. Если бы в «Прибалтийскую»…

— Ну, правильно! А я в «Прибалтийской» инкогнито, да?! Повезем к тебе или ко мне, — решительно сказала Ривка.

— Ой, Ривка!.. Подумать страшно! А вдруг…

— Сейчас двенадцать. Раньше восьми наши не вернутся. Уйма времени! Посидим, выпьем, расслабимся…

Подкатил красивый автомобиль с иностранными номерами. Из него выскочил учитель иврита со своей тореадорской косичкой, а из-за руля вылез его иноземный приятель и восхищенно сказал:

— Какие потрясные вомен! Чтоб я так жил, мама мия!..

Как становятся холостяками

Распахнулась дверь шиномонтажной, и в мастерскую вошли председатель кооператива и пожилой старший лейтенант милиции.

— Ребята, это наш новый участковый уполномоченный, — сказал председатель. — Он с вами поговорить хочет.

— Значит, товарищи… Попрошу вас, товарищ Рабинович… — участковый безошибочно обратился к Арону. — И вас, товарищ Иванов, — он посмотрел на Василия. — Срочненько привезти мне ваши справки об освобождении из мест заключения.

— Рабинович — это я, — сказал Василий.

— А я Иванов, — сказал Арон.

Участковый справился с недоумением и жестко проговорил: