Читать книгу - "Время золотое - Александр Проханов"

Чегоданов сжал ручки кресла тонкими цепкими пальцами. Наклонил вперед заостренную, с редкими волосами голову. Стиснул губы трубочкой, как всегда в минуты душевного напряжения. Не мигая, выпуклыми голубыми глазами гипнотизировал монитор, стараясь поймать взгляд бушующего на эстраде оратора. Окружающие члены штаба сравнивали яростного тяжеловесного Градобоева с невысоким, изящным и легким Чегодановым. Упрямый, бычий напор оппозиционера с манерой Чегоданова тушеваться, уходить от прямых столкновений, уступать пространство сопернику, чтобы внезапно, со стороны, нанести ему разящий удар. Сравнивали молодой азарт и бесстрашие оппозиционера, его честолюбивый натиск, огненное красноречие трибуна с вкрадчивой осторожностью Чегоданова, его нелюбовью к публичным выступлениям, которым он предпочитал ироничные высказывания в узком кругу журналистов.

Клокочущий на трибуне оратор вызывал в Чегоданове острую неприязнь, мучительную ревность, чувство опасности, с которой Чегоданов прежде не сталкивался и которую рождала черная гигантская толпа, бог весть откуда взявшаяся. Казалось, ее выдавила из московских домов неведомая сила. Эта черная влажная мякоть была добыта из камня, переполняла площадь, как виноград переполняет давильню. Происходящее ничем не напоминало прежние тщедушные митинги оппозиции, которые рассеивались малыми силами полиции. Все негодующие протестанты помещались в десяток полицейских фургонов. Явление этой громадной толпы было внезапным, ее не предвидели, о ней не предупредили спецслужбы, и Чегоданов чувствовал себя обманутым. Чувствовал загадочную реальность, перед которой были бессильны прежние, испытанные технологии. Появился противник, обладавший неизвестным оружием, превосходившим все, имевшиеся в арсенале, средства.

Глава Администрации Любашин, невысокий, печальный, в черном застегнутом пиджаке, негромко поговорил по телефону правительственной связи. Отвлек Чегоданова:

– Федор Федорович, поступили замеры из городов-миллионников. Результаты неутешительны.

– Какие? – Чегоданов испытал больной перебой в сердце, готовясь услышать неприятное известие. Любашин, с черными сросшимися бровями и печальным смуглым лицом, напоминал агента из бюро ритуальных услуг. – Каковы результаты? – повторил Чегоданов, и все, присутствующие в кабинете, оторвались от экранов и прислушались.

– Ваш рейтинг, Федор Федорович, снизился с тридцати восьми процентов до тридцати шести. Рейтинг Градобоева подрос до шестнадцати процентов. Пока Градобоев, в любом случае, вам не соперник.

– Вы понимаете, что мы идем к катастрофе? – тихо, почти шепотом, произнес Чегоданов, с теми шелестящими интонациями, что напоминали едва уловимый свист бритвы. – Вы обещали мне шестьдесят процентов и победу в первом туре. Если Градобоев начнет ко мне приближаться, то все эти ручные животные, которые кормятся из моих рук, все эти дрессированные думские оппозиционеры сорвутся с цепей, объединятся и растерзают меня. Где ваши дутые политологи? Ваши фальшивые политтехнологи, которые все лето гоняли меня по заповедникам и заставляли целовать в животы разных мохнатых зверушек? Вы действительно считаете, что русский народ – это народ-зверовод? А оказалось, что русский народ – это народ-градобой. Сколько людей на площади?

– Пятьдесят тысяч, Федор Федорович.

На экране толпа опять вскипела черными пузырями, скандируя:

– Гра-до-бо-ев! Гра-до-бо-ев!

Все удрученно молчали.

– Надо что-то делать! – нервно воскликнул глава предвыборного штаба режиссер Купатов. Он был вальяжен, лыс, с благородными усами, в клетчатом пиджаке и с шелковым шарфом на шее. Утонченный ценитель дорогих вин, красивых женщин, создатель нескольких ставших классическими кинофильмов, в которых героизм советских чекистов сменялся воспеванием златоглавой России, погубленной большевиками. Осуждение бандитской либеральной власти сочеталось с хвалебными одами в адрес кремлевских лидеров. В предвыборный штаб он был приглашен как респектабельная артистическая фигура, способная внести в политический театр яркие нетривиальные краски.

– Что вы предлагаете, Ярослав Аркадьевич? – тихо спросил Чегоданов.

– Ну, я не знаю. Ну, какое-нибудь встречное действо. Ну, может быть, митинг в Петербурге на Сенатской площади, у подножия Медного всадника. Ваше выступление. Чтобы возникла ассоциация с преобразователем России.

– Извините, Ярослав Аркадьевич, – тихо произнес Чегоданов. – Вы мыслите в системе советских театрализованных представлений. А сейчас не время массовиков-затейников, а эра Интернета. Побеждает тот, кто господствует в Интернете. Интернет взорвал Северную Африку, а теперь взрывает Россию. Этот разъяренный бык на Болотной – на самом деле изощренный технолог, господствующий в Интернете. Там создаются образы русского Ильи Муромца Градобоева и Соловья-разбойника Чегоданова.

Режиссер Купатов обиженно умолк. Отошел в угол кабинета и закурил трубку, выпуская душистый дым, мрачно сияя лысиной и оскорбленно шевеля усами.

– Разрешите, Федор Федорович, перейти к интернет-атакам. – Начальник Федеральной службы охраны Божок насмешливо посмотрел на режиссера Купатова, только и умевшего, что выпускать из себя синий дым. Начальник охраны был высок, почти вдвое выше Чегоданова. У него мясистое, словно из сырого теста, лицо, белесые брови и маленькие синие глазки, то злые, то озорные, в зависимости от того, как падал на них свет. – Без Интернета и социальных сетей Градобоев как конь без яиц. Выведем из строя сайты либеральных радиостанций и телеканалов, и пусть они аукаются в пустоте.

– Ты хочешь, Петр Степанович, чтобы все блогеры мира предали меня анафеме? Чтобы Европарламент начал слушания о свободе слова в России? Ты полагаешь, это повысит мой рейтинг накануне выборов? – Чегоданов язвительно посмотрел на телохранителя снизу вверх, словно соизмерял крупные габариты его тела с мелкой, только что озвученной мыслью.

Божок проглотил обиду и, как верующий человек, поискав и не найдя в кабинете икону, перекрестился на крестовину окна, за которым угасала сырая лимонная заря, высилась черно-малиновая гостиница «Украина» и через мост, над стальной рекой, летели без устали воспаленные огни.

– Федор Федорович, мне кажется, у нас нет оснований беспокоиться за результаты голосования, – степенно заметил председатель центральной избирательной комиссии Погребец, с крупным лбом, металлической бородой, чем-то похожий на старообрядца. – Важно не кто голосует, а кто считает. Обещаю, мы натянем нужный процент, несмотря на веб-камеры, орды наблюдателей и прозрачные урны.

Чегоданов внимательно посмотрел в серые спокойные глаза председателя, стараясь углядеть в них мимолетную искру вероломства. Но взгляд оставался чистым, спокойным и преданным, и Чегоданов с мягкой иронией заметил:

– Вы, Сергей Артамонович, являетесь главным стратегом битвы, которую нам предстоит выиграть. И достойны самого высокого полководческого ордена. Но слишком большой разрыв между истинными и мнимыми цифрами выявляется с помощью современных математических средств. Градобоев объявляет выборы фальшивыми, президента нелегитимным, а это и есть момент безвластия, к которому ведут все «оранжевые» революции, будь то Сербия, Грузия или Украина.