Читать книгу - "Что осталось после нее - Элен Мари Вайсман"

На глазах девушки выступили слезы, и, не отрывая взгляда от земли, она устремилась вперед.

— Что такое? — встрепенулась Пег, бросившись за ней.

— Моя мать там лежала, — коротко ответила Иззи. — В Эльмире.

Пег положила ей руку на плечо.

— Прости. Я даже не подозревала.

Иззи вскинула голову и попыталась выдавить улыбку.

— Ничего. Это было давно.

— Когда захочешь об этом поговорить — только скажи. Если что, я рядом. Ты же знаешь, правда?

— Знаю, — подтвердила Иззи. — Спасибо. — И подумала: «Благодарю, но не надо».

Сколько ни говори, легче от этого не станет. Она не привыкла полагаться на окружающих людей. Пока бабушка не умерла семь лет назад, Иззи успела побывать у трех врачей, но они так и не смогли избавить ее от мучительных ночных кошмаров. Ничего не помогало. От врачей не было никакого толку. Куча экспертов в один голос утверждали, что мать Иззи была здорова телом и духом и поэтому должна предстать перед судом. Но Иззи знала: она стреляла в спящего отца, потому что сошла с ума.

Они дошли до мастерской. Бывшая сотрудница открыла дверь и провела Иззи, Пег и других музейных работников внутрь.

— Здесь пациенты упаковывали ручки и клеили бумажные пакеты, — бойко прочирикала она, словно показывала разноцветные стеганые одеяла на ярмарке.

Кроме пустых столов, в комнатах ничего не было. На облупившихся стенах висели покоробившиеся календари и старые огнетушители. Грузовой лифт давно сломался, так что Иззи и всем остальным пришлось карабкаться на чердак по крутой узкой лестнице, перешагивая через сломанные ступеньки, куски отвалившейся штукатурки и смахивая с лица паутину. Когда они забрались наверх, сотрудница повернула ключ в двери и навалилась на нее, чтобы открыть. Но дверь не поддавалась. Пег решила ей помочь. Она шагнула вперед и стала толкать дверь обеими руками. Наконец петли заскрипели, дверь со скрежетом открылась, и наружу вырвался затхлый воздух, словно чердак с облегчением выдохнул. Сотрудница повела всех внутрь.

На чердаке было такое пекло, что перехватывало дыхание. Пахло старым деревом, пылью, птичьим пометом. На полу валялись сухие листья, залетевшие когда-то внутрь через выбитое оконце. На гвозде висел выцветший лабораторный халат, а на полу валялись чемоданы, из которых, как из распоротого брюха, повылезло их содержимое: ключи, фотографии, серьги и ремни, блузки и кожаные туфли. Они давно смешались с грязью и листьями и напоминали полуистлевшие вещи, которые достали из могилы. В центре комнаты, покрытый толстым слоем голубиного помета, лежал саквояж, рядом валялась какая-то разорванная карта.

Под крышей стояли деревянные стеллажи, занимавшие почти все помещение. На одних было написано «Мужчины», на других — «Женщины», и все они были поделены на буквы от A до Z. Эти огромные стеллажи, перпендикулярные высоким стенам, создавали длинные коридоры, напоминающие проходы в бакалейном магазине или библиотеке. Но на полках стояли не товары и не книги, а сотни запыленных чемоданов, портпледов, кофров и сундуков.

— Что это? — изумленно спросила Иззи.

— Здесь хранили их вещи, — пояснила сотрудница. — Все эти сундуки и чемоданы остались от людей, которые поступили в больницу, но так никогда и не выписались из нее. Их никто не трогал с тех пор, как владельцы упаковали свой скарб перед отъездом. С того времени прошли десятки лет.

Иззи закусила губу. Из глаз чуть не брызнули слезы. Она вспомнила: раскрытый мамин чемодан стоит на столике у больничной кровати, а в нем лежит скомканное белье: лифчики, ночные сорочки… Она никогда не забудет, как впервые вошла в родительскую спальню после убийства отца. Бабушка попросила ее помочь найти и собрать мамины вещи. Иззи, словно в полусне, открывала ящики комода, вдыхая знакомый запах маминых духов, напоминавший о потерянном счастье. Из комнаты еще не выветрился запах пороха и крови. Она разглядывала родительскую кровать: изголовье, изножье, снятые поручни, прислоненные к стене спальни… Будто они наконец переезжают в дом побольше, как мечтала мама. Иззи захотелось опрометью броситься вон с чердака, пробежать вниз по лестнице, на свежий воздух, прочь от воспоминаний о несчастных загубленных жизнях.

— Это настоящий клад! — воскликнула Пег.

Она прошлась по рядам, осторожно касаясь кожаных ручек сундуков и чемоданов, с трудом читая таблички с именами и поблекшие монограммы. Вдруг Пег порывисто повернулась к бывшей сотруднице.

— И что вы сделаете с этими вещами? — спросила она, широко раскрыв глаза.

Женщина пожала плечами.

— Наверное, их отправят на свалку, — предположила она.

— Ни в коем случае! — возразила Пег. — Мы этого не допустим. Давайте отвезем их в музейное хранилище.

— Все, что ли? — удивилась сотрудница.

— Да, — твердо ответила Пег. — Разве вы не понимаете? Увидеть эти чемоданы — все равно что побывать на археологических раскопках или найти несколько старинных картин. Пациенты психиатрической лечебницы были лишены возможности рассказать о себе. Но их вещи поведают нам о том, что с ними стало. Нам очень повезло: мы можем воссоздать их жизнь до того, как их отправили в Уиллард! — Она взглянула на Иззи. — Здорово, правда?

Иззи с трудом выдавила улыбку, потому что ее грудь сдавило от ужаса, словно на нее положили холодную каменную плиту.