Читать книгу - "Сила слова (сборник) - Наталья Горская"

Уж никак не могло это Слово прозвучать, как трещат нынче ди-джеи на бурных радиоволнах. Хорошо подвешенным языком стали называть банальное краснобайство, когда человек молотит «мышечным выростом на дне ротовой полости» без умолку в одностороннем исполнении, сам же гогочет над своими шутками, сам же себя то и дело перебивает. СМИ заполонили люди, которые из всех сокровищ национальной культуры в лучшем случае умеют пользоваться сотой частью родной речи, да и то не всегда удачно. Живая русская речь по радио и на телевидении стала больше похожа на спрессованный со всех сторон, как брикет торфа, втиснутый в сжатое время рассказ про то, как «корабли-лавировали-лавировали-да-так-и-не-вылавировали». Оно понятно, что стоимость каждой секунды эфирного времени исчисляется сотнями тысяч долларов, поэтому ведущие и журналисты стали похожи на участников конкурса на самую быструю скороговорку. Они тараторят, строчат, как пулемёты по врагам, потому что надо втиснуть в сжатое и очень дорогое время передачи или рекламного ролика максимум информации. Потребителям этого кошмара в какой-то момент показалось, что именно так и надо говорить, поэтому современный русский язык разогнался до несвойственной ему скорости, словно собрался кого-то догнать и обогнать. Современное телевидение и радио изуродовали русский язык, хотя когда-то ему учились именно по речи дикторов.

Обычный темп речи носителя русского языка – сто слов в минуту, но иные теперь так тараторят, что бьют все рекорды по скорости. Кто учил такие экспрессивные языки, как украинский или итальянский, знает, что в них главное не заучивание слов, а способность произнести эти слова в потоке речи на большой скорости. Русский человек с непривычки к таким скоростям срывается на крик, как сила звука телевизора срывается при переходе на рекламу. Реклама, подобно тому, как «качки» вытесняют актёров из кино, медленно, но верно вытесняет вообще всё остальное. Она занимает половину любого эфира, беспардонно врываясь в наш досуг каждую четверть часа. И поскольку она – вещь дорогая, ей надо успеть уложиться в отведённые секунды и докричаться, доораться до потенциального покупателя. Никто теперь не говорит с чувством, с тактом, с расстановкой. Все спешат, словно у них сейчас вырвут микрофон или закончатся деньги на балансе. Это порождает необъяснимую тревогу остаться непонятым и желание переорать собеседника во что бы то ни стало. В большинстве передач одичавшая публика именно так себя и ведёт, а зритель переносит это в жизнь, как норму. Да-да, именно одичавшая. Потому что разрушение речи ведёт к одичанию, иногда необратимому.

Трескотня эта очень достаёт, это когда такое на Руси было? Старший мастер теперь как начнёт стрекотать на планёрке, что никто ни черта не разберёт, а начальник ему непременно скажет:

– Давай-ка то же самое, но на тридцать третьей скорости. Ты бы со своей семьдесят восьмой переключался хотя бы иногда на сорок пятую.

Это на проигрывателях старого поколения такая опция была, когда пластинка делала 78, 45 или 33 оборота в минуту.