Читать книгу - "Женские церемонии - Катрин Роб-Грийе"

Сегодня вечером или никогда… Мое решение окончательно.

Ночи в Париже редко бывают жаркими; даже в разгар лета к вечеру сгущаются тучи, и после грозы становится прохладно — слишком прохладно, чтобы спускаться к воде, бродя по набережным Сены. Тем больше причин не отказываться от долгих прогулок в эти непривычно мягкие ночи, наступающие с недавних пор следом за днями каникул. Уже вчера, когда мы с другом совершали ночную прогулку, казавшуюся бесконечной, я незаметно направила наш маршрут к той части набережной, вблизи Лувра, куда всегда с удовольствием прихожу, чтобы ощутить незаметное, но неизменное узнавание здешних мест.

Ничего не изменилось. Кольцо по-прежнему было здесь — огромное швартовое кольцо, вделанное в каменную стену на высоте человеческого роста. Я никогда не видела, чтобы оно использовалось — ни для того, чтобы удерживать канат баржи, ни для чего-либо другого. Но откуда тогда глубокая выемка в камне, прямо под ним?..

Проснувшись, я позвонила Пьеру. Он приехал в Париж на каникулы, без особых планов. Я попросила его уделить мне сегодняшний вечер (не вдаваясь в подробности). Что касается Лилиан, которую мне так или иначе нужно было повидать, то изменить время встречи не составило никаких проблем.

Пьер свободен… Небо неомрачимо голубое… Все шансы на моей стороне.

Итак, сегодня вечером…

В назначенный час Пьер заехал за мной на машине, чтобы отвезти меня к себе на Монмартр. Должно быть, дом был построен на крутом склоне холма, поскольку, чтобы добраться до квартиры его родителей, которая была «первой с улицы» и в то же время «третьей со двора», нужно было, войдя в подъезд, спуститься на один этаж вниз.

Его комната была такой же, как у любого студента его возраста: книги, хорошая стереосистема, груды кассет и пластинок и прочее в том же роде, за исключением лишь пепельницы, набитой окурками: он не курил.

Его одежда меня не устраивала, и я выбрала в его гардеробе светло-синюю рубашку, синие, но более темные брюки и сиреневый кожаный ремень.

Он разделся с быстротой и восхитительной ловкостью. Из любопытства я оттянула резинку его трусов. Кожа под тканью была гораздо более светлой. Я сказала: «О, да вы загорели!» Он ответил, смеясь: «Ну, если ты негр, то и загорать не нужно!» Ошеломляющее открытие.

Когда он был готов, мы снова сели в машину и поехали к Сене.

По дороге я вдруг заметила, что боковое наружное зеркальце покрыто трещинами, чей узор напоминает многоконечную звезду, и в него невозможно ничего разглядеть.

Оказалось, что два дня назад он остановил машину в одной из боковых аллей Булонского леса и при свете лампочки внутри салона стал искать что-то в бардачке, когда вдруг выстрел, прогремевший совсем близко, заставил его подскочить. В следующее мгновение он увидел, что наружное зеркальце покрыто трещинами, расходящимися от отчетливо заметного следа пули. Должно быть, стреляли из автомобиля, который только что проехал мимо его собственного. Не заметил ли он номера? Нет, автомобиль быстро скрылся за поворотом, к тому же наступили сумерки, и под деревьями было уже совсем темно. Из-за чего могло произойти нападение? Он этого не знал. Может быть, расистская выходка? Он сразу же отверг эту идею — «за отсутствием доказательств», как всегда. Меня заинтриговала его способность рассуждать вопреки общему мнению. Я решила как-нибудь при случае снова к этому вернуться.

Уже совсем стемнело, когда мы припарковались у тротуара, идущего вдоль садов Тюильри. Потом спустились по крутой прямой лестнице, ведущей на набережную. Лилиан ждала, сидя на ступеньке. Я обогнула ее, ничего не говоря. Не думаю, что Пьер заметил, как мы обменялись взглядами. Тонкие каблуки мешали мне идти по старинной неровной брусчатке. Но нужно было пройти всего несколько метров, чтобы оказаться рядом с кольцом, вделанным в стену. Здесь я вырвала у Пьера маленькую сумку и бросила ее на землю, а потом связала ему руки за спиной тонким шнурком, который вытащила из кармана — шелковым шнурком, найденным мною однажды в бабушкином шкафу, в ворохе тесьмы и корсетного китового уса. Концы шнурка я крепко привязала к железному кольцу. Все было проделано очень быстро. Никаких лишних жестов, неловких движений… Это занятие было для меня привычным.

Пьер оказался почти вплотную прижатым спиной к стене. Он мог лишь слегка отодвинуться — ровно на длину диаметра кольца, горизонтально нависавшего над ним. Почему бы и не попробовать? Разве, стоя вот так у стены, он не был похож на человека, пришедшего сюда подышать свежим воздухом?

Мимо прошла какая-то женщина, на которую мы не обратили внимания; Лилиан пересела на скамейку, стоявшую немного подальше.

Впрочем, прохожих на набережной было немного, и, скорее всего, они забредали сюда случайно, потому что с первого взгляда было трудно заметить спуск к воде, особенно если не знать о его существовании.

Со стороны города сюда доходил слабый свет, а сверху падали отблески фонарей, мерцающих сквозь листву осин.

Но есть еще, особенно летними вечерами, мощные фары прогулочных катеров, нагруженных туристами, теснящимися на палубах, — катеров, которые медленно скользят по воде, освещая все пространство Сены от одного берега до другого и фасады стоящих вдоль них домов, фронтоны официальных зданий, кроны деревьев, арки мостов, каменные стены, неровную брусчатку набережной, и прямо передо мной — небольшое углубление с тремя ступеньками, спускающимися к самой воде, на которые через равные промежутки времени набегают волны, иногда довольно сильные, с шипением разбивающиеся о камни, словно морской прибой. В какой-то момент плеск становится настолько сильным, что ненадолго заглушает гнусавые звуки громкоговорителей удаляющегося катера.

Этот катер был довольно невзрачный… Я его пропустила.

Зато следующий, который показался вдали между опорами моста, гораздо более внушительный по размерам, был — я сразу поняла — именно тем, что нужно. Величественный, он плыл вниз по течению в нашу сторону. Опоясанный вереницей прожекторов, он заливал потоками света берега и водное пространство, которое дробилось на тысячи сверкающих осколков. Вскоре его уже можно было разглядеть во всех подробностях. Он миновал последний мост. Его застекленный верх бросал перекрестные дрожащие отсветы на ярко освещенный свод. Теперь он неотвратимо приближался к нам.