Читать книгу - "Дядя Зяма - Залман Шнеур"

Вот это была свадьба так свадьба! Клезмерам Зяма обещал десятку, и это помимо «денег на тарелку»[132]. Поэтому они старались вовсю. По улице далеко разносились веселые и за душу берущие свадебные мелодии, а из Моте Дырки Холодной рифмы так и сыпались, словно из дырявого мешка. Ничего другого ему не оставалось, поскольку его старая флейта давно забастовала. Уж такова скверная природа этой его старинной флейты с мундштуком из слоновой кости. До «золотого бульона»[133]она еще кое-как выдерживает. Потом в нее набирается влага, и, вместо того чтобы дудеть, она начинает только плеваться. Отвинчивает Моте костяной мундштук, смотрит одним глазом сквозь него на лампу, продувает мундштук сперва туда, потом обратно, но флейта все равно только плюется, а свистеть — не свистит. Когда же дело вроде бы налаживается, флейта вдруг начинает хрипеть, как, не рядом будь помянуто, простуженное горло старого хазана, но все равно не свистит. Моте-маршелок впадает в ярость, он проклинает ее, свою старую флейту, как проклинают живое существо: «А, чтоб ей сгореть, этой старой деревяшке, этой дырке холодной!..» Именно поэтому у Моте-маршелока такое «красивое» прозвище: Дырка Холодная.

Видит Моте-маршелок, что проклятия не помогают, флейта, его кормилица, лежит, как зарезанный петух, и не свистит. Тогда хватает он ее за костяной мундштук и использует, как капельмейстер — палочку, командуя с помощью флейты клезмерами, сарверами, сватами и девичьими танцами. Постукивает ею в такт своим виршам.

3.

И, как назло, в самом разгаре свадебного застолья, когда гости и сам бедняга Моте Дырка Холодная были уже слегка подшофе, он, выступая а капелла, споткнулся на рифме. Увидев, как обер-сарвер[134]Генех-рыжий выбежал из кухни с большим блюдом фаршированной индейки на плече, Моте-маршелок скомандовал: «Сваты, тихо!» — и величественно взмахнул своей охрипшей флейтой тем жестом, каким Мойше-рабейну[135], да покоится он в мире[136], рассек воды Чермного моря[137]. Генех-сарвер так и застыл с блюдом на плече посреди комнаты. Только несколько обожравшихся сватов, из тех, что попроще, все еще стучали вилками. Но и их Моте-маршелок остановил посреди их занятия и строго объявил:

— Тихо, тихо, сваты! Сейчас я скажу рифму!

Умолкли все, даже обжоры. Ножи остановились в надрезах, вилки застыли на пути ко ртам. Зубы не жуют, глотки не глотают. Шутка ли! Моте Дырка Холодная скажет рифму…

Распрямляется Моте-маршелок и поет с большим апломбом, размахивая своей флейтой:

— Генех-рыжий идет!

И тарелку несет с… с индейкой!..

Поднялся смех:

— Реб Моте, а где рифма?

— Где рифма? — чешет поэт флейтой в пейсе. — Чтоб я так знал о плохом застолье! Вот только что она, пройдоха, была, черт бы ее батьку побрал!

Но сразу же вслед за этим он вскрикивает, как человек, вдруг нашедший на рынке то, что долго искал:

— Тихо, тихо, сваты, я ее поймал!

…Индейку на тарелке несет!

Однако эффект уже пропал в звоне рюмок, стуке вилок, смаковании фаршированной индейки и в насмешках.

— Реб Моте, это прошлогодний снег[138].

— Реб Моте, надо было сразу говорить!

— Реб Моте, заготавливайте рифму на «харейсес»[139].

— Заквасьте ее в свекольном рассоле![140]

Однако Моте Дырка Холодная не из тех, кто застревает в грязи в одной галоше. Он сразу очухивается от произошедшего и как ни в чем не бывало объявляет:

— Лековед гагвир ве-гагвире,

Ди мехутоним фун Киев гаире,

Ве-лековед гахосн гамаскил реб Мейлех[141],

Чтобы всех потешить, сыграем фрейлехс[142].

Волынский фрейлехс для сватов подходит,

От волынских раввинов[143]они происходят…

Сейчас мы так сыграем для вас,

Что даже камни пустятся в пляс[144].

Клезмеры, настройте инструменты!

Моте-маршелок выпучивает глаза и блеет:

— Ай, эхад ми йодеа?[145]Один знаю я: