Читать книгу - "Год в Касабланке - Тахир Шах"

— Стоит только ослабить внимание, — постоянно любил повторять Камаль, — и ты мигом всего лишишься.

Его прозорливость восхищала меня. Я долго не рассказывал помощнику о проблеме с пропавшими документами, а когда наконец обрисовал ситуацию, он, казалось, даже не удивился.

— Этот дом пустовал годами. Удивительно, что эти волки не разорвали его на части.

— Им помешали джинны, — саркастически пошутил я.

— Возможно, вы и правы. Я расспросил людей в бидонвиле о Дар Калифа. Все говорят о том, что он населен джиннами, сотнями джиннов. Вы себе и представить не можете, насколько местные жители напуганы. В противном случае этот дом давным-давно растащили бы.

Мои беседы с Хичамом-филателистом продолжались. Каждую неделю я заглядывал в его лачугу, переступая через трехногого пса, и приносил с собой несколько марок в обмен на беседу. Мы говорили о его детстве, о годах, проведенных Хичамом в странствиях, когда он продавал металлический лом с тележки, запряженной ослом. Мы говорили о прошлом Марокко, о его будущем и о своих юношеских мечтах.

Хичам был из тех собеседников, которым нравилось, чтобы в разговоре были смысл и логика: начало, середина и конец. Он не одобрял болтовню ради болтовни. У меня возникло подозрение, что он воспринимал наши беседы столь серьезно еще и потому, что они были частью странного делового договора между нами. Хичам добавлял веса своим словам, равняясь на ценность принесенных мною почтовых марок, этих маленьких кусочков цветной бумаги, клеившихся на верхний правый угол конверта.

Однажды я спросил, верит ли он в джиннов.

— Конечно верю, — не задумываясь ответил Хичам. — Джинны повсюду вокруг нас. Их мир формирует наш мир.

— А они нравятся вам?

Старик посмотрел на меня недоуменно.

— Если бы джинны могли, они перерезали бы нам всем глотки, — сказал он, поднял альбом с марками с пола и открыл его.

— Значит, они хотят всех нас убить?

— Да. И поэтому мы защищаемся от них! Мы говорим «Бисмилла» («Во имя Аллаха»), прежде чем начать делать что-то.

Теперь я понял, почему слышал эту фразу по тысяче раз на дню. Марокканцы обязательно произносят ее прежде, чем сесть в автомобиль или за обеденный стол, и даже перед тем, как просто сесть.

— Нашего джинна зовут Квандиша, — пояснил я, — и сторожа боятся его до ужаса. Это здорово усложняет жизнь.

— У них есть все основания, чтобы бояться, — сказал Хичам, раскладывая свои марки. — Я слышал, Квандиша очень силен и он любит маленьких детей. Учти, твои дети в опасности. Квандиша может схватить их в любой момент. Вот почему сторожа так напуганы.

Хичам поведал мне, что джинны издавна воруют по ночам человеческих детей. Иногда они подсовывают ребенка-джинна вместо того, которого похищают.

— Ребенок-джинн растет как твой собственный. Ты ничего и не подозреваешь. Но наступает время, и однажды ночью он вдруг превращается в ужасное существо трехсотметровой высоты, которое поедает всю вашу семью. Можешь мне верить, я говорю правду.

— А как предотвратить это?

Старик положил альбом.

— Есть только один способ, — сказал он мрачно.

— Какой?

— Можно обмануть джиннов. Сделайте кукол и положите их в детские кроватки, а твои дети пусть каждую ночь спят в печи. Последуйте моему совету, и вы будете в безопасности.

Я не один раз просил Камаля отвезти меня наконец в магазин, торгующий ваннами, но он неизменно отвечал мне, что не нужно торопиться. Ванна — это завершающий штрих, а нам еще было далеко до конца. И он был прав. На протяжении всего того времени, что длился ремонт Дома Калифа, мне с трудом удавалось увидеть перспективу. Я хорошо улавливаю детали, но для меня оказалось почти невозможным представить себе проект в целом. А пока я забил кладовую Дар Калифа тем, что можно было назвать «последними штрихами». Там ждала своего часа профессиональная теннисная сетка (хотя теннисный корт пока являл собой пустырь, покрытый мусором, битыми бутылками и разлагающимися дохлыми крысами). За теннисной сеткой штабелем были сложены портреты индийских махараджей в рамках — для украшения стен в столовой, а рядом с портретами стояли два сундука: один был набит чехлами для диванных подушек, а второй полон разных приспособлений для осветительных приборов, парфюмерии вроде банного мыла и телефонных аппаратов. Особое место среди «последних штрихов» занимал огромный контейнер с индийской мебелью, заказанной мною несколько месяцев назад. Его сейчас везли по морю в Касабланку.

Поскольку мне не терпелось найти применение всем «последним штрихам», я решил позвонить архитектору. Я умолял его немедленно прислать рабочих, дабы поскорее завершить работу. Я рассказал ему о контейнере, набитом мебелью, который должен был вот-вот прибыть в Касабланку, и еще о тысяче других «последних штрихов», которые были уже готовы. Но Мохаммед не стремился ублажить очередного разгневанного клиента, настолько тупого, чтобы заплатить за все вперед. Во время непродолжительного телефонного разговора я почувствовал, что архитектор занялся новым иностранным клиентом, бывшим богаче меня.

— Не беспокойтесь, дружище, — сказал он весело, — не нужно дергаться. Работа движется прекрасно. Все идет по плану.

— А скоро ваши рабочие начнут класть плитку на пол?

Архитектор прокричал в трубку, что его машина как раз въезжает в туннель. Связь прервалась.

На следующее утро я обнаружил у дверей дома бригаду мастеровых. Все они были довольно потрепанного вида. Поскольку я уже привык к нарядным костюмам, мне теперь казалось, что на них не хватало одежды. Я спросил у прораба, кто они такие.

— Это плиточники, — сказал он.

Я мечтал вернуть Дому Калифа его былую славу, славу тех времен, когда он был украшен в традиционном арабском стиле. Бригада разрушителей уничтожила все европейские следы в его убранстве. Теперь дом стал как чистый лист, и я хотел украсить его традиционными древними изделиями марокканских мастеров: полы покрыть терракотовой плиткой из Феса, известной как беджмат, добавив к этому фрагменты разноцветной мозаики зеллидж и сказочную по красоте лепнину из марракешского таделакта (его изготовляют из смеси яичного белка с мраморным порошком).

Любой иностранец, изучающий Марокко, быстро осознает, что эта страна богата традициями, тесно связанными с художественным мастерством. На Западе вы найдете в книжных магазинах множество красочных фотоальбомов, демонстрирующих искусную работу талантливых умельцев этого королевства. Но если вы решите, что и повседневная жизнь людей здесь украшена плодами этого древнего труда, как и тысячелетие назад, то вы жестоко ошибетесь.

Поколение за поколением королевская семья Марокко покровительствовала мастерам-ремесленникам, которые неизменно возводили удивительные по красоте мечети, разбивали прекрасные парки и строили великолепные дворцы. Постоянно финансируя подобные проекты, члены королевской семьи обеспечивали преемственность мастерства и поддерживали традицию. И так было во всем арабском мире.