Читать книгу - "Лошадь на крыше - Наталия Терентьева"

Ничего бы этого не было, если бы без пяти шесть не позвонила Ленка.

— Ты представляешь, какой подлец? — без предисловий выпалила она.

Я в этот момент как раз одной рукой выключала компьютер, а другой пыталась натянуть левый сапог, с тоской думая о том, как бы сделать так, чтобы утром знать, что вечером пойдет дождь со снегом.

— Ага, — вздохнула я и уселась обратно за стол.

В комнату поочередно заглядывали девчонки. У всех из сумок предусмотрительно торчали зонты, я махала им рукой и продолжала слушать Ленку.

— Нет, ты представляешь, я беру трубку, а там детским голосом какая-то стерва говорит: «А Геночку можно?» Я говорю: «Нельзя». А она спрашивает: «А это его мама, да?» Я говорю: «Нет, жена». А она отвечает, ты представляешь, наглая. — «Жена?.. А он говорил, что с мамой живет. Мама еще очень строгая у него…» Сволочь такая!..

Я не стала уточнять, кто именно сволочь — Генка или стерва с детским голоском, потому что в этот момент в комнату заглянул наш новый шеф. Увидев меня за компьютером, он уважительно кивнул и позвенел ключами:

— Подбросить до метро?

Я с сожалением развела руками — не прерывать же было плачущую Ленку, и он прикрыл ко мне дверь. Ну вот, все. Стоять мне теперь на остановке под дождем со снегом, распространяя аромат «Лагуны», которую я купила сегодня утром на последние деньги. Оставила только полтинник на пару огромных груш сорта «Александрина», которые моя давно выговаривающая все буквы дочка по детской памяти упрямо называет «Ликсисина» и съедает за две с половиной минуты. «Лагуну» я купила себе на Восьмое марта, причем заранее, чтобы не очень обидно было ждать этот дурацкий праздник, в который так остро чувствуешь, что упустила свой шанс…

Я так точно упустила. Мой шанс в жизни в виде ненаглядного мужа Вадика попрощался со мной как-то утром четыре года назад, да так больше и не появился. Правда, позвонил через неделю и попросил собрать ему кое-какие вещички на первое время: «Ну там, по мелочи, лапуль, — зимнюю куртку, ноутбук, удочки, футбольный мяч… Остальное я куплю». Но, очевидно, так закрутился в новой жизни, что и за этим не пришел, оставив мне почти новый ноутбук как утешительный приз за разбитую жизнь, а мячик с удочками — на долгую память.

Стояла я промокшая и продрогшая на остановке и думала обо всем этом, прикидывая заодно, не обойдется ли сегодня Сонька без груши, если я возьму и за полтинник доеду до дома. Но тут подошел автобус, я вскочила, не обратив внимания, почему остальные не вскакивают… И только остановки через две я поняла, что села в дурацкий 253-й автобус, который ходит раз в час и везет в противоположную от моего дома сторону. Еще остановку я в оцепенении смотрела на серую бетонную стену какого-то завода — вот уж не знала, что в нашем тихом зеленом районе есть заводы! — а потом выскочила на улицу.

Уже стемнело, и мне совсем не улыбалось идти пешком, пусть и вряд ли нашелся бы маньяк, польстившийся на мой лисий жакет, который мама сшила себе еще к Олимпиаде. К предыдущей, разумеется, восьмидесятого года, когда по опустевшей Москве ходили парами милиционеры в выутюженных мундирах и белых перчатках, а в магазинах продавалось финское соленое печенье и салями в нарезку. Мама сшила летний жакет, чтобы один раз сходить в нем в Большой театр, накинув его на вечернее платье… А я вот уже который год перезимовываю в нем бесконечную, темную, безнадежную московскую зиму.

* * *

Я ругала себя за мягкотелость — Ленка с ее глупостями могла бы подождать, а я бы с новым шефом в теплой машине доехала до метро, хотя мне, в общем-то, туда и не надо… За непредусмотрительность — дома лежит большой зонт в белый горошек, которым можно прикрываться от дождя со снегом, расчищать дорогу в автобусе, отмахиваться от стай лохматых грязных собак, плодящихся в Москве, как тараканы. И духи можно было бы не покупать, подождать до следующей зарплаты… Да и зарплату можно было бы уже побольше получать, и не сидеть сиднем в нашей бесперспективной фирме, продающей щетки для мытья полов, а искать что-то, рваться, учить английский язык…

Я корила себя и корила, а сама потихоньку шла по направлению к дому, надеясь, как обычно, что вот сейчас остановится БМВ, «хонда» или «опель», и симпатичный, нестарый и неженатый водитель предложит мне:

— Давайте я вас подвезу! Ну что же вы одна, под дождем, вечером? Не надо никаких денег, что вы!.. Купите Сонечке грушу!

Но все «хонды» и «опели» ехали мимо, нагруженные продуктами, памперсами и бутылками пива, а я шла и шла по длинной улице имени какого-то полузабытого маршала. В нашем районе все улицы — имени маршалов, некоторые из которых дружили лет шестьдесят назад с моим дедушкой. Но дедушка маршалом так и не стал, поэтому внучка сейчас топает одна, в старых полусапожках и древнем мамином жакете, с полтинником в кошельке… А может, и не поэтому.

Я давно не была здесь и даже не представляла себе, что и тут, в совершенно не бойком месте новая жизнь энергично и мощно поменяла облик скромного прежде района. Я машинально читала вывески на первых этажах кирпичных пятиэтажек. Надо же — сплошные салоны и агентства. Салон запчастей для «тойоты», салон немецкой обуви, агентство недвижимости «Ривьера», салон тайской медицины, охранное агентство… Может, посоветовать Ленке заказать слежку за Генкой, чтобы раз и навсегда выяснить, какой он подлец?.. Салон «Джоконда»… Я прошла несколько шагов дальше и приостановилась.

Под большой светлой вывеской была вторая, чуть поменьше, тоже написанная золотыми буквами, поблескивающими сейчас в темноте: «Коррекция прошлого, настоящего и будущего». Я хмыкнула — коррекция прошлого! Ну ладно еще — будущего или даже настоящего. Будущее я и сама, кстати, могу скорректировать. Вот доконаю сейчас единственные сапоги — придется залезать в отложенные на весеннее пальто и летнюю одежду для подросшей Соньки триста пятьдесят долларов — и будущее наше скорректировано. Сыр не дороже восьмидесяти руб., никакой прессы и кремов… Ой, не надо о грустном. Лучше скорректировать настоящее.