Читать книгу - "Архитектор - Анна Ефименко"

По рукам прочитала, что архитектор! – годовое колесо крутанулось назад на видимо-невидимо сколько оборотов. Цеховые улюлюкали и кривились, я ловкачил, чтобы урвать золота и материала в обход. И бежал от застольных речей, от хмельных бесед, от ласк и поцелуев, от собраний хранителей ремесел; бежал, а мир все тянул и тянул вниз. Она же всегда ждала там, вне винтов лесенок, вне каминного тепла, вне любых удобств, на улице, на выступлениях фокусников, на пожарище дома тучного Томаса («когда-нибудь он громко плюхнется в море!») на площадях строительств, возле телег, груженных камнем, известью и деревом, и, едва завидев, бросалась навстречу, и хватала за плечи, за мои плечи, каменный свод.

Люкс нахваталась умных словечек, носила туфельки на когда-то босых ногах, сложную прическу, будто дама. Вот кого вырастил, горделиво пылал я восторгом, вот какое чудо выжал из нищеты своими силами – силами денег и ума. Я же высился над ней старой каланчой, при всех погодах скрипучей, талдычащей о круговых розочках внутри стрельчатых арок, о том, как мечтал огранить любое, даже самое простое окно множеством рамок-цветочков: гляди, как усложняется узор, если делать ее изогнутой треугольником!

Вереницами шли по жизни христианские девочки, девочки из далеких провинций, с папертей, из добрых теремов, из шато с донжонами и могучей стеной, девочки милосердные и жадные, религиозные, деловые, коварные, скромные и распутницы. Никто никогда не захочет обсуждать со мной резной камень. Я не хотел с ними спать. Я даже с Агнессой не хотел спать, и, как мог, подавлял в себе желание. Мне хотелось с ними разговаривать – ну что за вздор! Жозеф покатится со смеху: ну что за вздор! Этот богохульник поклянется конечностями и мозгом Создателя в том, что я глупец.

Они, упаси Боже, в страшном сне не представить, не хотели со мной разговаривать. Только не это, Господи, спаси, только не это! Каждая хочет быть подле, возлежать на простынях, изгибаться что те демоны, но ни одна не хочет слушать.

Жри, Ансельм, мельчи каменными челюстями – Агнесса утопилась в реке из-за тебя, жри, Ансельм, пей грязь, помои, пей их днем и ночью, воспринимай, принимай нижним блоком пяты все составные реальности, пока не протрезвеешь окончательно.

Врал, безбожно врал о своем одиночестве. Снаружи, там, далеко, была спасительница всего мира Люсия и (все еще, пока еще) Люкс, и новознакомый Климент из Ами, говорят, гениальный не по годам архитектор, младше меня, а уже воздвигший вострошпильчатый храм. Снаружи был старый приятель Жозеф, ливший цветное стекло, и преподобный Карло, заматеревший весом побольше в сане повыше. Я врал, говоря, что у меня никого нет. Мое одиночество всегда ограничивалось только пределами мастерской. Из которой добровольно не хотел выходить.

В безмерной тоске по Агнессе и бесконечном самобичевании катились новые события. Рубцеватая боль сменялась меланхолией, и медики меня осматривали. Я пил их снадобья, горький терновник, хронически простуженная на стройках под дождем голова и волосы, полные воды. Пристрастившись к докторским визитам, я привык и к горю – под ним еще чуток просел, сгорбился, что тот усовершенствованный свод – ниже, да крепче.

А с утра выглядывало солнышко, и хотелось жить. Строить, ваять, созидать. Не ища поддержки у кого бы то ни было больше, одному. Ведь одиночество в мастерской уже никто не мог нарушить, ни одна девица ни зайдет, ни один рабочий не осмелится беспокоить. Но туда могло без спросу заглянуть солнце и подсветить повседневность даже ворчливому мне.

Ржавые тяжелые крючья выпали из мяса. Теперь, конечно, дырки на их местах, и гной, куда же без гноя, корка кровавая, сукровица. Но хоть крючья выпали сами по себе (очередной виток на пути к чему-то, по наивности хотел подумать «к освобождению»), я их дергал-дергал так долго, а тут на тебе – сами выпали. Но не забывать о сквозняке, он же все равно пролетает сквозь мои разнесчастные ребра. С моих разнесчастных ребер вчера в лазарете спадали пиявки и лекарские банки, некуда крепить, не на что цеплять, а я дышу, а оно бьется – оба живые, живые, живые.