Читать книгу - "Русская гейша. Тайны обучения - Ольга Лазорева"

Я скользнула взглядом по комнате и не узнала ее. Она была будто бы больше. Это госпожа Цутида раздвинула перегородки. Гости оживленно встретили наше появление. Их было четверо. Но Митихиро отсутствовал. Юрико подсела к более пожилому на вид японцу и что-то тихо сказала ему. Он радостно засмеялся, прищурив и без того узкие глаза. Я опустилась на пол возле двух поджарых и довольно молодых мужчин, очень похожих друг на друга.

Маи вышла на середину комнаты. Слуга подал ей два веера. Юрико взяла сямисэн и настроила его. Маи замерла на мгновение в эффектной позе, подняв веера скрещенными руками и закрыв ими нижнюю часть лица. Ее миндалевидные подведенные глаза опустились вниз. Тихо звякнули струны, и Маи начала танец с бесподобного жеста, который я потом пыталась повторить. Она плавно, ровными полукружьями развела руки в разные стороны и взмахнула раскрытыми веерами снизу вверх, словно огромными ресницами. При этом абсолютно синхронно с веерами взлетели вверх ее длинные, густо накрашенные черной тушью ресницы. Гости одновременно и восхищенно вздохнули и замерли, созерцая ее полный изящества танец. Его особенностью были секундные остановки в причудливых зрелищных позах, словно Маи позировала на фотосессии. И веера служили завершающим штрихом в этом поистине живом произведении искусства. Я любовалась вместе с гостями. Но потом пришла и моя очередь. После того как Юрико прочитала несколько пятистиший танка своего сочинения, госпожа Цутида объявила «рашн гейшу Тати-ана».

Гости, уже разгоряченные саке, шумно выразили удивление. Я вышла на середину. Выбор номера госпожа Цутида предоставляла девушкам, справедливо полагая, что лучшее – это то, что приходит по наитию. Я встала, опустив руки вдоль тела, приподняла подбородок и протяжно и проникновенно запела:

– «Что стоишь, качаясь, тонкая рябина? Головой склоняясь до самого тына. А через дорогу, За рекой широкой, Так же одиноко Дуб стоит высокий. Как бы мне, рябине, К дубу перебраться…»

Когда я закончила песню и открыла глаза, то удивилась воцарившейся тишине. Присутствующие сидели неподвижно и внимали, другого слова я не подберу, незнакомым словам чужой песни. У них были такие лица, словно они нечаянно заглянули на другую планету. Я поклонилась и вернулась на место. Наконец они пришли в себя и поклонами и восхищенными возгласами выразили свое удовольствие.

В гостиницу я вернулась за полночь и сразу улеглась спать, потому что чувствовала сильную усталость.

Вновь прилети весной!

Дом родной не забудь,

Ласточка, в дальнем пути!

Исса

Следующие полмесяца прошли спокойно. Дожди поутихли, и я стала много гулять. И большую часть времени проводила с Митихиро, который водил меня по всевозможным увеселительным местам, покупал мелкие и приятные пустячки и был всегда очень мил и предупредителен. Я чувствовала себя с ним комфортно. Но периодически все так же встречалась с Антоном, который по-прежнему работал в ресторане и посещал все программы, где выступал Токийский филармонический оркестр.

Я еще несколько раз была приглашена на вечеринки к гостям, которые уже заказывали именно «рашн гейшу Тати-ана». Госпожа Цутида вновь предложила мне работать у нее по контракту, сказав, что моя популярность растет и это хороший признак. Но я отказалась. К концу июля мои занятия подошли к концу.

– Я сделала для тебя все, что могла, – сказала госпожа Цутида, прощаясь. – И даже больше того. И ты по праву можешь считать себя начинающей гейшей. К тому же ты поняла, что гейша не прекращает учебу всю свою жизнь. Тебе лишь нужно научиться обуздывать свою русскую натуру. Но в этом, несомненно, поможет то, что ты на четверть японка.

Я поблагодарила ее за терпение и подарила на память набор деревянных раскрашенных матрешек, которых купила в сувенирном магазинчике Гиндзы. Она была растрогана, потом добавила, что я могу звонить ей в любое время.

Из тетради лекций госпожи Цутиды:

«Обитательницы «веселых кварталов» подразделялись на: дзёро («девки»), юдзё («веселые женщины»), кэйсэй («разбивающие стены»?). Для определения типа обитательницы дома часто использовались цвета. Бледно-коричневые занавески были признаком высококлассной таю. Синие предназначались для более низких мисэ-дзёро, блуд с которыми (цуцумотасэ) был дешевым и поспешным. Служанки, кричавшие извне чайных домиков: Одзяра! («Заходи!»), были самыми дешевыми. В таких заведениях низкого класса девушки трудились и жили все вместе в одной большой комнате. Когда они развлекали гостей, то разгораживали комнату ширмами.

Существовала также любовь на воде в чайных домиках на лодках (фунэ-ядо), где лодки можно было нанять и взять на них гейш на время поездки по реке. На многих оттисках с гравировальных досок изображены эти вечеринки на реке: собрания плейбоев, торговцев, развлекающих покупателей, куртизанок в своих поразительно красивых одеждах, гейш со своими сямисэнами, фонарей, развешанных на сотнях лодок.

Наши лучшие путеводители по умениям куртизанок – это сохранившиеся гравюры, на которых изображены способы совокупления. Это откровенные картинки: позы, позиции, группы из двух или более девушек с полураздетыми гостями. Странно спокойны взгляды всех действующих лиц этих эротических пьес: без выражения, напоминающие маски.

Последуем за гостем, входящим в дом великой куртизанки из Ёсивара, как это представлено в описании Окада Сёги в манускрипте, датированном примерно 1794 годом: «После поклонов и приветствий, церемониального глотка посетитель снимает верхнюю одежду, часто с помощью служанок, которые затем удаляются. На голое тело он набрасывает легкую накидку, оставляя ее распахнутой спереди. На куртизанке также надето нечто подобное… Начинается игра рук, прикасания к различным частям, сухим и влажным. Шея девушки – это чудо, возбуждающее желание гостя, доставляющее ему наслаждение». Безусловно, подбритое и окрашенное основание шеи представляло собой эротическую цель первой сексуальной игры двух партнеров.

Хотя на публике, даже на сцене, поцелуи считались неприличными, в приватной обстановке они, а также лизание, укусы, поглаживания и даже сдавливание шеи, ожидались и приветствовались. На картах тщательно фиксировались все эрогенные зоны обоих партнеров, давались примечания о том, как возбуждать их языком, ртом и руками».

Тору после нашего загула появился у меня только один раз и был очень хмур и молчалив в отличие от все такой же смешливой и болтливой Манами. Она простила его, и они вновь везде ходили вместе. И собирались в скором времени пожениться.

30 июля у Антона был день рождения. Он заранее пригласил меня, сказав, что решил отмечать в номере отеля в Сибуйе, который он снял на сутки. Этот район граничил с Мегуро, и Антон там снимал крохотную квартиру в доле с четырьмя парнями. Я согласилась, хотя провести вечер в разношерстной компании пьяных друзей Антона мне мало улыбалось.

Я приехала к восьми вечера с букетом гладиолусов и бутылкой виски «Ямадзаки». Поднявшись на пятый этаж, постучала в дверь номера, удивляясь тишине. Я-то предполагала, что веселье уже в полном разгаре. Толкнув дверь, вошла и сразу почувствовала сладкий и нежный аромат распустившихся роз. Я сняла обувь и отправилась босиком по прохладным шершавым циновкам, устилающим пол коридора. Войдя в комнату, замерла. Антон сидел возле низкого, накрытого на двоих столика и с улыбкой смотрел на меня. Возле него на полу стояла круглая стеклянная ваза с раскрывшимися крупными чайными розами кремово-желтоватого цвета. Их развернутые закругленные лепестки источали сильный и тонкий аромат.