Читать книгу - "ИнтерКыся. Дорога к "звездам" - Владимир Кунин"

— «Дурь» ищут, — спокойно сказал Водила и показал мне на немецких таможенников с маленькими собачками на руках.

Такие плюгавенькие, лохматые собачонки, жутко похожие на одного Шуриного знакомого японского журналиста. Этих собачонок запускали в фургон, прямо на ввозимый груз, и они там носились, как сумасшедшие, обнюхивая каждый пакет, каждую коробку, каждый уголок...

Но Водиле вдруг показалось, что я могу не понять, что такое «дурь», и он простодушно пояснил мне:

— «Дурь» — значит, «наркота». По-научному — наркотик. Люди его нюхают, жрут, ширяются... В смысле, укол себе делают. И чумеют!.. Хотя от такой жизни, как сегодня, и без «дури» крыша едет. Я не про себя. Я про стариков там разных, которые, кто, конечно, дожил, медали свои по праздникам нацепят и орут: «Уря-а! За Родину! За Сталина!» А назавтра с голоду подыхают, потому как им Родина пенсию за полгода забывает выплатить...

Я смотрел Водиле в затылок и думал — странно... Вот взять Моего Шуру Плоткина и Водилу. Ну абсолютно же разные породы! Причем один из них — чистый полуеврей... Это Шура. У него мать была украинкой. А второй — Водила — совершенно русский. И Мой Шура Плоткин знает столько, что Водиле и во сне не приснится.

Хотя надо сказать, что Водила, как про таких людей говорит Шура, тоже не пальцем деланный! Про жизнь Водила, наверное, даже побольше Шуры понимает. Только с другой стороны...

М-да... К чему же это я? Совсем из головы выскочило... А-а! Вспомнил!

Так вот, казалось бы, их только одно объединяет — оба всегда и во всех ситуациях хотят бабу. Но это не показатель похожести. Я тоже постоянно хочу трахаться, но я же статей не пишу и грузовиком не управляю! И потом, я — Кот, а они — нет. Хотя мы все трое очень сильно склонны к ЭТОМУ самому делу. Ну, в смысле... Сами понимаете! Так вот, повторяю: Шура и Водила ни в чем не похожи друг на друга. А мыслят (я имею в виду сегодняшний день, стариков ветеранов и вообще...) ну стопроцентно одинаково! Я это от Шуры десятки раз слышал, только еще с большей злобой, чем у Водилы.

Он даже в «Час пик» писал об этом. А потом мы нашли в нашем почтовом ящике письмо. Шура даже мне его прочитал. Такое коротенькое-коротенькое. Всего несколько слов: «Жидовская морда! Убирайся в свой ёбаный Израиль, а то яйца вырежем и на фонаре повесим». И подпись — «Доброжелатель».

Я и не заметил, как автомобиль Лысого оказался перед самым нашим носом. То ли это была случайность, то ли немцы нас так рассортировали — грузовики двигались по четырем полосам, и таможня осматривала сразу четыре машины.

Я видел, как Лысый направил свой грузовик на длинную яму, в которой уже сидели два немца в зеленых комбинезонах с длинными фонарями в руках. Грузовик остановился над ними. Лысый суетливо выскочил из кабины, расшнуровал заднюю стенку фургона и снова метнулся к кабине. Влез и тут же выскочил обратно уже с документами в руках.

— Чего дергается, чего суетится? — недовольно пробормотал Водила и сказал мне: — Ты, Кыся, давай лежи тут. Я сейчас... Только документы на груз предъявлю и паспорт покажу. Лежи, плюй в потолок.

Водила обстоятельно сложил все свои бумаги в красивую кожаную папку (Шура всё мечтал купить себе такую, да денег не было...), опустил противосолнечный козырек, куда было вмонтировано небольшое зеркало, причесался и открыл дверцу кабины. Уже спрыгивая на землю, крикнул одному пожилому немцу в форме таможенника:

— Гутен морген, герр Вебер!

— Гутен морген, майне либер фройнд, — ответил ему тот. — Ви гейтс?

— Аллес гут! — ответил Водила.

Они пожали друг другу руки, и немец спросил Водилу по-русски:

— Героина, амфетамина, метадона, перветина, кокаина — много привез?

Я видел, как Лысый втянул голову в плечи. Мне даже показалось, что я почувствовал, как у Лысого на пару секунд остановилось сердце...

— Не, не много, — ухмыльнулся Водила. — Тонн двадцать, нихт меер.

— Зер гут, — почти серьезно сказал немец. — Теперь я всем буду говорить, что у меня есть старый знакомый — русский миллиардер!

Водила ушел в помещение таможни, а Вебер дал знак двум молодым таможенникам с лохматыми собачками в руках. Молодые пустили Собачек в фургон Лысого, и эти маленькие засранки деловито и молча, что меня, честно говоря, очень удивило, стали шнырять по всему фургону, принюхиваясь чуть ли не к каждой коробке с водкой.

Мой Водила уже вышел из помещения, пряча на ходу документы и паспорт в свою красивую кожаную папку.

Собачонки помотались по фургону и так же молча прибежали обратно. Но когда Вебер показал Лысому, что тот может зашнуровывать заднюю полсть фургона, Собачки вдруг страшно окрысились на Лысого. Они прямо таки зашлись от злости и облаяли Лысого с ног до головы!..

— Вот дурочки, — усмехнулся Водила.

— Нервы, возраст... — сказал пожилой Вебер. — Бедные маленькие хунды на этой работе сами стали наркоманами. Ошибка...

«Ой нет, братцы! Никакой ошибки. И не дурочки они, и возраст тут ни при чем. Служат они будьте-нате! На совесть... Но уж если я почувствовал, что от него попахивает кокаином, то этим япошкам сам Бог велел облаять Лысого!..»

Вебер подписал Лысому какую-то бумажку, шлепнул в нее штамп и махнул рукой — поезжай, мол. Еле переставляя ноги от страха, Лысый полез в кабину.

Следующая очередь на досмотр была наша. Я понял, что настала пора действовать и мне. Будут они нас досматривать или не будут, как на это рассчитывал Бармен и, собственно, из-за чего и затеял всю эту подлянку с моим Водилой, — на всякий случай я должен принять СВОИ меры!

Воспользовавшись тем, что Водила еще разговаривал с Вебером, я, никем не замеченный, быстро вылез на крышу кабины и уже совершенно отработанным путем проник внутрь фургона.

В нос мне сразу ударил тонкий запах кокаина. Голова закружилась, дышать стало трудно, и мгновенно потянуло в сон... Видно, в приливе той, самой первой, психопатической и безотчетно яростной реакции на этот запах я, наверное, здорово разодрал плотный полиэтилен, в который была запаяна эта пачка «фанеры»! От такой концентрации запаха этой дряни те Собачки, смахивающие на Шуриного японца, должны просто сойти с ума!

Только бы мне не заснуть от этой гадости, как тогда...

Я проскакал по верхним пачкам поближе к задней части фуры — как называет Водила этот фургон, — где, хоть не намного, кокаиновый запах был слабее.

Я прильнул носом к щели и стал ждать дальнейшего хода событий...

... Я слышал, как съехал с досмотровой ямы грузовик Лысого... Слышал, как мой Водила влез в нашу кабину. Как захлопнул дверцу. Как завел двигатель...

А потом я услышал, как он внезапно выключил двигатель и завопил на весь морской кильский порт:

— Кыся! Кыся!!! Кыс-кыс-кыс!.. Кыся-а-а-а!..

Я слышал, как он выскочил из кабины, как стал бегать вокруг своего грузовика... Я даже представил себе, как он — здоровенный мужик, чуть ли не двухметрового роста, на карачках ползает под машиной, заглядывая под колеса!..