Читать книгу - "Джентльмены - Клас Эстергрен"

От новехонькой стиральной машины «Хускварна» шел приятный теплый пар. Зимой окна индевели, и, потерев их, можно было смотреть на улицу и писать на стекле буквы, цифры, даты. Если бы Генри решил заняться этим, он, вероятно, вывел бы «7.4.1959», ибо такими цифрами тот день был обозначен в нашем летосчислении.

На улице было не слишком холодно, и Генри, распахнув окно, выглянул; он увидел зеленые, красные и желтые крыши домов на улице Брэнчюркагатан, которая разворачивалась перед ним, словно смятый листок бумаги. Генри нравился этот вид. Высунувшись из окна, можно было заглянуть за край крыши и разглядеть улицу. Когда он был маленьким, у него от этого кружилась голова. Но теперь он уже стал большим, шестнадцатилетним, он учился в гимназии «Сёдра Латин», играл в диксиленде и неплохо боксировал.

Глядя в окно, Генри насвистывал песенку из репертуара своего оркестра. Грета вздохнула, недоумевая, что произошло с простынями: вынув их из центрифуги, она обнаружила, что ткань усеяна мелкими черными волосками.

Генри подошел к центрифуге и заглянул внутрь, исполненный уважения к машине. Центрифуги он не любил: когда он был маленьким и заглядывал внутрь, у него кружилась голова, совсем как если высунуться в окно на пятом этаже.

Маленькие черные волоски, констатировал он. Грета вздохнула, по-прежнему ничего не понимая, и принялась чистить центрифугу.

Оказываясь в прачечной, Генри нередко мучительно ощущал, как дает о себе знать его мужское начало. Он не понимал, в чем дело: в теплом и влажном воздухе или запахе чистого белья, но здесь его одолевало желание. На этот раз он сказал Грете, что пройдется по чердаку и тут же вернется.

Генри намеревался скрыться, чтобы разделаться с этим назойливым желанием. Неподалеку было место, где он вместе со сверстниками из квартала спрятал несколько номеров «Пин-ап», «Топ-хэт» и «Кавалькад». Это был темный угол в свободной чердачной ячейке, где товарищи по одному, а то и все вместе портили себе позвоночник, рисковали сделаться слабоумными и вообще лишали себя шансов прожить нормальную жизнь.

Это наверняка был самый большой чердак Стокгольма. Переходы, казалось, вели во все концы квартала, поворачивая то налево, то направо, разветвляясь сразу в нескольких направлениях, заводили в тупики и в другие бесконечно разветвляющиеся ходы. Чтобы найти дорогу, нужно было либо внимательно следить за цифрами на табличках, либо пользоваться собственной картой. Уже в юности Генри терпеть не мог карты и полагался на собственный инстинкт, собственное ощущение сторон света. Раз уж оно принесло ему первое место в ориентировании на местности, то его должно было хватить на простой чердак.

На извилистом пути к заветной ячейке, куда он, как мы понимаем, спешил с колотящимся сердцем и учащенным пульсом, Генри проходил мимо других заброшенных помещений. Заметив тонкую полоску света, проникающего сквозь щель в дощатой стене, Генри остановился и подкрался поближе. Он услышал голоса, узнать которые было вовсе не сложно: это были Лео и Вернер, шахматный гений. Генри не мог понять, что они там делают.

Он приоткрыл дверь заброшенной ячейки, и мальчишки, которых застали с поличным, подскочили от неожиданности.

Вернер был шахматным гением — впрочем, к тому времени он уже сдал позиции. Генри его перерос, и ему приходилось довольствоваться Лео. Они все еще играли в детские игры, но серьезно и сосредоточенно, не так небрежно, как прочие дети. Они собирали марки, играли в шахматы, делали открытия и ставили эксперименты. У Вернера была самая строгая в городе мать, которая опекала сына, словно больного гемофилией. Его редко выпускали из дома после ужина, не разрешали драться и заставляли учить уроки так, чтобы слова отскакивали от зубов. Ему приходилось учиться даже по воскресеньям, и уже ребенком он слегка тронулся умом от такого распорядка. В школе он основал Общество Юных Изобретателей, в которое, впрочем, никто не спешил вступать, так как Вернер все больше ходил сам по себе и ковырялся в носу. Он просто не умел общаться с другими мальчишками вне рамок клуба, общества или чего-то подобного — о каком бы занятии ни шла речь. Требовалась организация с председателем, правлением, членскими карточками и уставом, призванным предотвратить возникновение непредвиденных ситуаций. Отсутствия организации Вернер не выдерживал. Спонтанности в нем было не больше, чем в председателе какой-нибудь партии.

Войдя апрельским днем в тайный штаб Лео и Вернера, Генри был потрясен: мальчишки устроили на чердаке маленькую научную лабораторию. Они завесили стены одеялами и платками, чтобы заглушить звук и скрыть свет карманных фонариков, который мог выдать их… Из ящиков из-под сахара они смастерили несколько столов, на которых в данный момент происходило вскрытие мертвого котенка. Вернер орудовал скальпелем, Лео рассматривал кусочки ткани в микроскоп.

Генри быстро сопоставил факты: кошачья шерсть в центрифуге, разумеется, была результатом деятельности банды, которая по весне проникает в прачечные и центрифужит насмерть краденых котят. Вернер и Лео застыли на месте и в ужасе смотрели на Генри, пока Вернер не обрел дар речи и не заверил того в полной своей невиновности: они нашли котенка уже мертвым, а не убили своими руками.

Генри поверил, хоть и не перестал считать парней чокнутыми. Он кричал им, что только полные идиоты могут пялиться на труп котенка. Что это не дело. Что это просто отвратительно!

Генри был вне себя от бешенства. Лео и Вернер онемели. Они не могли вымолвить ни слова, не могли объяснить, почему рассматривать мертвые ткани в микроскоп так интересно. Просто интересно и все.

И простыни Греты были в кошачьей шерсти… Но Генри понемногу успокоился и вспомнил, почему он вообще оказался в этой части чердака. Он попросил у Вернера лабораторное стекло, еле удерживаясь от смеха. Тот протянул ему стекло, после чего Генри скрылся в направлении своего тайного штаба. Исполненный злобы вперемешку с вожделением, он принялся листать старый потрепанный «Пин-ап», пока сладчайший момент божественного акта соития не окатил все его тело горячей волной, сопровождая успешное завершение осязаемым подтверждением в виде клейкой белой жидкости, секрета, эссенции, главной загадки жизни, оросившей холодный чердачный пол. Небольшое количество этой массы попало и на лабораторное стекло, после чего довольный Генри бросился обратно в гораздо лучшем расположении духа, чем прежде.

Он оттолкнул Лео от микроскопа и заменил кусок кошачьего мяса на собственный трепещущий материал. Настроив инструмент, Генри тут же увидел маленькие дерзкие семенные клетки, которые метались, сновали и прыгали в Балтийском море, бросались в море Северное, устремляясь через Ла-Манш и Гибралтар в жаркий соляной раствор Средиземного моря, через Суэцкий канал — на восток, в Аравийское море, Индийский океан, огибая мыс Доброй Надежды, пересекая Атлантику, минуя мыс Горн через Тихий океан попадая в Берингов пролив, где им сразу же подмораживало хвосты.

Эта головокружительная одиссея привела Генри в восторг. Кое-кто из живчиков выбивался из сил уже в самом начале пути, кому-то не повезло с хвостом, но большинство были мясистыми, мощными бодряками и весело стремились к несуществующей цели. Их обманули, как и много раз прежде.