Читать книгу - "Смерть и возвращение Юлии Рогаевой - Авраам Бен Иегошуа"

Но сам-то он кто? Кто он ей — родственник? друг? сосед? А может — некоторые сразу переглянулись, — тайный любовник, из тех, что порой объявляются после смерти женщины?! У нас и такие случаи бывали. Но нет, он, оказывается, не то, и не другое, и не третье, и вообще он даже не знал ее лично, а пришел лишь в качестве начальника отдела кадров той пекарни, что на выезде из города. Оказывается, эта погибшая — новая иммигрантка и, видимо, одинокая женщина — какое-то время работала там уборщицей. Но поскольку она не была постоянной работницей, никто не хватился, когда она несколько дней не появлялась в цеху. И вот теперь они хотят как-нибудь исправить свою оплошность и готовы принять участие во всех положенных по такому случаю действиях.

Эта готовность хозяев крупной фирмы участвовать на паях с государством в последних заботах о погибшей женщине, причем без особого шума и рекламы, внесла какое-то тепло в сердца всех, кто присутствовал на этом мрачном совещании, и немногословный молодой человек был поручен попечению милой представительницы Министерства абсорбции, которая тут же вывела его в соседнюю комнату, чтобы записать все сведения о «его» погибшей, а также его собственные личные данные, которые позволят найти его, если потребуется. И уже в ходе их разговора, как она потом рассказала, выяснилось — хотя это не имело отношения к судьбе погибшей, — что этот симпатичный молодой мужчина уже успел развестись и теперь временно живет у своей матери.

И поскольку сотрудница Министерства абсорбции — молодая женщина с сияющими живыми глазами и беглым, но со следами чужого акцента ивритом — хочет выписать для себя не только личные данные погибшей, но и ее биографию, написанную рукой Кадровика под диктовку этой Юлии Рогаевой, а он никак не хочет расстаться со своей бежевой папкой, она торопливо ведет его в соседний пустой кабинет, и, пока выписывает там то, что ей нужно, Кадровик вдруг набирается смелости и спрашивает, видит ли и она, как некоторые другие, какую-то особую красоту в лице женщины, запечатленной на снимке в бежевой папке. Она, однако, мельком глянув на фотографию, равнодушно закрывает папку, возвращает ему эти несколько листочков, уже слегка пропитавшихся запахом ее духов, и в свою очередь задает ему странный вопрос: «А почему бы ей не быть красивой?» И тут в ее маленькой ладони раскрывается крошечный сверкающий мобильник, и она быстрым чужим языком передает в свое министерство только что выписанные данные. Потом снова поворачивается к Кадровику:

— Ну вот и всё. Теперь вы свободны. Теперь мы сами разыщем ее родственников и выясним, чего они хотят.

Но Кадровик задерживает ее тонкую руку:

— Минутку, минутку. Я вовсе не тороплюсь на свободу. Вы, наверно, не совсем поняли то, что я сказал там, на совещании. Сейчас я выступаю как представитель крупной фирмы, которая может и хочет помочь вам в этом трагическом деле. Более того — даже заинтересована помочь. Я бы сказал, что наша гражданская совесть попросту обязывает нас — вот именно, обязывает — доказать конкретными делами, что мы действительно ценим и глубоко уважаем каждого отдельного нашего работника, даже если это временная уборщица. И поэтому наша фирма весьма решительно настаивает на продолжении сотрудничества с вами, я имею в виду — с государством, в последних заботах о погибшей. Ведь нас из-за нее, как я уже рассказывал, оговорили в печати и даже, представьте себе, — обвинили в бесчеловечности!

— В бесчеловечности?! — Девушка с любопытством смотрит на Кадровика, и его вдруг охватывает желание получше запомнить тонкий овал ее лица, чтобы никто уже не мог потом сказать, что и эта женщина не задержалась в его памяти. Избегая деталей, он объясняет ей суть пасквильной статьи, которая должна появиться послезавтра в печати — а по правде говоря, просто в жалкой местной газетке, даже, по сути, газетенке, — но поскольку старается при этом ни словом не упомянуть о пожилом Мастере и его влюбленности, то с сожалением чувствует, что в таком пересказе вся эта история становится похожей, скорее, на сухую бюрократическую справку.

— Ну, в общем вот так, — сворачивает он свой рассказ. Теперь им нужно отвечать делом на эту клевету, и пусть они, возможно, даже немного преувеличивают в этом своем ответе, но в эти ужасные и тяжелые времена не только им, но и всем в стране приходится придирчиво проверять в первую очередь самих себя, а не только других. Так что, значит, вот так, повторяет он. А кстати — не даст ли она ему номер своего рабочего телефона и факса в министерстве, чтобы он мог при случае позвонить и узнать, как продвигается это дело? А заодно уж — и номер того ее маленького, сверкающего личного мобильника, который в эту минуту снова собирается скрыться в ее сумочке? Так, на всякий случай…