Читать книгу - "Девушка лет двадцати - Кингсли Эмис"

Вот так оно и шло до конца раунда и еще пару-тройку раундов: Нечто все более и более свирепело и совершенно не признавало никаких правил, а судья, на мой взгляд, вмешивался гораздо реже и позже, чем в целом стоило бы, но уж если вмешивался, то довольно активно. В такие моменты Рой начинал глазеть по сторонам, проверяя, как мы реагируем на происходящее; Сильвия ерзала с недовольным видом, однако, кажется, все-таки за борьбой следила; я сидел и радовался, что мы уже не в «Блиндаже» и пока не в очередном подобном же мерзком заведении; Пенни застыла безучастно. Но вот настал момент, когда Рыцарь, функционирование левой ноги которого после того, что той пришлось претерпеть, казалось мне просто чудом, крепко ударил сзади противника в шею, а потом с невиданной дотоле силой двинул коленом ему в челюсть. Потеряв равновесие, Нечто отлетело в сторону и шмякнулось на бок, грохнувшись затылком об пол. Что зрители встретили с явным одобрением, однако уже через мгновение все смолкли, ибо Нечто на счете «девять» поднялось на ноги и устремилось без рыка и прыжков на своего обидчика с совершенно явной, на мой взгляд, нисколько не наигранной угрозой во взоре. Я решил про себя, что этот молодчик гораздо талантливей в мимическом отношении, чем показалось вначале. Пенни вздрогнула, и ее плечо чиркнуло меня по руке.

В мгновение ока Нечто захватило голову Рыцаря левой рукой, зажало локтем, пальцами правой впившись ему в лицо, при этом локоть ерзал вверх-вниз, как у человека, нетерпеливо орудовавшего отверткой. Из утробы Рыцаря стали вырываться громкие протяжные вопли; звучали они вполне правдоподобно, хотя, разумеется, иначе и быть не могло. Я плохо понимал, что происходит. Нечто поворачивалось со своей жертвой так, чтобы судья не видел, как оно над ней измывается, и судья тщетно кружил и кружил вслед за вращавшейся парочкой. Рыцарь завопил с еще большей достоверностью. В криках и свисте толпы уже не чувствовалось прежнего добродушия. Меня охватило неистовое и мерзкое возбуждение, которое, хоть и в меньшей степени, я однажды испытал на Майорке во время первого и последнего посещения боя быков: ощущение физического страха, даже ужаса, в сочетании со сладострастным до одури ликованием: одновременно хотелось, чтоб это прекратилось и чтоб продолжалось. Я почувствовал, как Пенни бедром прижимается ко мне, как ее ледяные пальцы впиваются мне в руку, и понял, что это чистый ужас без всякой примеси возбуждения.

– Ничего страшного! – прокричал я ей в ухо. – Они притворяются! Играют!

С такой трактовкой событий согласиться было сложно, поскольку Нечто, предупредив вмешательство судьи, подхватило его одной рукой и с силой зашвырнуло в угловой столб ринга, а на ринг выбежали оба секунданта и кто-то третий, должно быть какой-то борец, и стали разнимать сцепившихся. Один из секундантов принялся дубасить Нечто по голове деревянной табуреткой, которую предусмотрительно прихватил с собой. Все зрители повскакали со своих мест, возмущенно крича; слева от меня вскочила и Сильвия, призывая Нечто выдавить этому мерзавцу гляделки, причем именно в тот момент я отметил, что Рой если и просчитался, то не совсем, притащив сюда всю честную компанию. Нечто, невосприимчивое к ударам табуреткой и прочими средствами, по-видимому, как раз и пыталось выдавить Рыцарю его гляделки, активно орудуя огромными пальцами в верхней части физиономии противника, хотя, когда перед тобой мелькают чьи-то фигуры, довольно трудно разглядеть, что именно происходит. Радостное возбуждение покинуло меня; я схватил Пенни за руку, сжал. И в этот самый момент я совершенно отчетливо увидел сквозь сплетение локтей, рук, торсов, что большие пальцы этого Нечто находятся вовсе не там, где в страхе рисовало мое воображение: они впились Рыцарю в щеки. Я громко сказал Пенни, повернувшись к ее уху:

– Все в порядке! Я разглядел. На глаза он не покушается. Это он всех разыгрывает. Все в порядке!

Пенни повернулась ко мне, бледная как полотно: чрезвычайно редкий случай для такой здоровой натуры. Рот широко открыт, уголки поникли, глаза затуманены. Я помог ей подняться как раз в тот момент, когда какая-то женщина из заднего ряда ткнула Сильвию в поясницу концом своего зонта, однако развития этих событий я ждать не стал. Вместо этого я взял Пенни за руку и, сразу сделавшись выше и могучей каждого, кто встает на пути, свободно пробивал нам с ней дорогу через толпу орущих мужчин и женщин, к тому времени заполнивших почти все проходы.

В вестибюле мы обнаружили еще несколько зрителей в том или ином состоянии волнения. Служитель в летах встретил нас фамильярным кивком.

– Фантастика! – произнес он мрачно, но не зло. – Каждый раз у него ловятся. Дважды в месяц тут выступает и каждый раз половина зрителей ловится. Половина. А то и все. Надо же! Такого актера, как этот, который Нечто, я в жизни не видал! Ему бы Шекспира играть, а? Думаю, в Стратфорде-на-Эвоне он раз в десять больше бы заработал, чем здесь. Эрни Эдамс зовут. Живет, знаете, вон тут, неподалеку.

Через минуту появился Рой в сопровождении Сильвии, которая с некоторым упрямством встретила идею отсюда уйти, однако очень скоро, едва, наверное, поняла, как и мы с Роем, что вся причина ее желания остаться в желании Пенни уйти, Сильвия сопротивляться перестала, проявив, на мой взгляд, довольно традиционное решение ситуации в угоду более свежим из собственного арсенала. Я снова сидел на заднем сиденье между двумя девушками, испытывая голод, жажду, начальную стадию усталости в мыслях и теле, уже в который раз заново восхищаясь тем, как Рой умеет жить, испытывая едва заметное презрение к самому себе за то, что стал жертвой актерского таланта этого Нечто, ощущая рядом присутствие Пенни – и это присутствие в тот миг казалось мне самым объемным из всех человеческих присутствий, одновременно возникших в памяти.

– И что же там происходило дальше? – спросил я, как только машина двинулась.

– Они все повисли у волосатого на шее, – сказал Рой, – после чего его дисквалифицировали.

– Ах так! Вообще-то я имел в виду женщину с зонтиком.

– Я ей врезала, – сказала Сильвия.

Рой захохотал, не тем глубоким смехом, говорящим, мол, девчонки есть девчонки, но оставлявшим собеседника в неведении, относится ли смех к склонности Сильвии преувеличивать или к ее склонности пускать в ход руки. После некоторой паузы Пенни как бы между прочим спросила:

– А как тот, другой, в порядке?

– Ну, ясное дело, в порядке! – Сильвия, выпятившись вперед, чтобы получше видеть Пенни, говорила тем же заботливым тоном, который не так давно испробовала на мне. – С чего бы это ему не быть!

– Судя по его воплям, сомнительно.

– Милая, это все иг-pa! Разве ты не поняла, а? Сама говорила, когда мы шли. Нельзя все близко принимать к сердцу. Все совсем не так, ясно? Пусть себе дерутся…

Мы втроем дали Сильвии возможность выговориться, пока машина катила в южном направлении, преимущественно всякими переулками. Достойно проявив выдержку и уже полностью осознав, что больше не в силах вынести ни Сильвию, ни ее резонерство, я с риском выслушать очередную лекцию насчет моей страсти все знать заранее все-таки спросил Роя, куда мы в данный момент направляемся.