Читать книгу - "У нас убивают по вторникам - Алексей Слаповский"

— Зачем послали тогда? — спросила Маша.

— Чтобы она тоже помучилась, — мудро заметил Галкин.

— Может быть, — уклончиво сказала Людмила, и Галкин приосанился, получив косвенное подтверждение своей пра­воты. — Она и сама не хотела учиться на педагога, но дру­гого ничего не могла выбрать. Ей нравилась медицина, ей хотелось также стать актрисой за счет своей довольно кра­сивой внешности. Но она боялась, что это ей нравится из­дали и без наличия опыта, а потом разонравится, наступит жестокое разочарование. В педагогическом же институте она заранее знала, на что шла, знала, что ей это не нравит­ся, и таким образом была избавлена от того, чтобы потом разочароваться.

— На что подписался, то и получишь, — понимающе вставил Галкин. И дополнил: — Симметрично.

— Вот именно. То же самое произошло в ее личной жиз­ни. За Катей ухаживали приятные молодые люди, но она опасалась, что за их внешним фасадом скрываются подвод­ные камни, которые скажутся в семейной жизни. Поэтому она вышла замуж за не очень красивого и довольно глупого мужчину, который оказался еще и бездельник. Зато она ни­чего от него не ждала, а через год без боли, даже с облегче­нием, развелась. Остался ребенок, сын, который быстро рос и пошел весь в отца, что Катю не удивило, потому что она привыкла, что ей достается все самое худшее. Она говорила об этом Ольге, а Ольга ей отвечала, что, если ей так плохо на работе и вообще в жизни, то надо уйти с этой работы и по­менять жизнь. В частности, поискать приличного мужчину для замужества. Но Катя возражала, что если о работе, то, кроме педагогики, она ничего не умеет, а если о замужестве, то мужчина ей наверняка попадется еще хуже предыдуще­го. «Это моя судьба, — говорила она. — Я училась в самой плохой школе, где никто нормальный не учился. В самом плохом классе. Даже когда я увлеклась волейболом и начала играть в школьной команде, мы всегда занимали последние места. Анализируя окружающее, я скажу тебе больше: я ро­дилась еще и в самой худшей стране, потому что такого кли­мата и такого отношения людей друг к другу нет нигде!»

— Фу ты, ну ты! — патриотично возмутилась Маша. — Прямо уж нигде! Это она в Африке не бывала!

— А ты бывала? — спросил Галкин с дружелюбным ехид­ством.

— Грамотные, газеты читаем! — отрезала Маша. — Там и СПИД, и голод, и все на свете. Ну, и чего?

— Ольга ей возразила, что она ведь тоже училась в той же школе и в том же классе и даже играла в той же школьной команде, но не теряет бодрого присутствия духа, несмотря ни на что. Катя на это сказала, что есть люди, которые уме­ют сидеть по уши в грязи и этого не замечать. Ольгу это оби­дело, но она не подала вида, а скромно заметила, что просто кому-то везет в жизни, а кому-то нет. Катя обиделась: «Ты хочешь сказать, что мне не везет, а тебе везет? В чем это тебе везет, имея не такую уж престижную и вредную работу стюардессы, маленькую квартиру, капризную дочь и мало­перспективного мужа?» Ольга с достоинством ответила, что зато она любит и свою работу, и дочь, и мужа. Кате на это нечего было возразить. Ольге было ее жаль и она, как могла, старалась скрасить ее депрессию и одиночество. В частно­сти, приглашала Катю и ее сына на дачу к матери Георгия, своего мужа. Катя охотно ездила, хотя и жаловалась, что у нее аллергия на растительность.

— Когда цветет? — уточнила Маша.

— Нет, когда ее вообще много. Деревья, цветы, трава.

— Ничего себе. Это где тогда жить, где вообще деревьев и травы нет?

— А она в таком месте и живет: двор асфальтом закатан, ни одного кустика.

— Всякое бывает, у меня вот на музыку аллергия, — ска­зал Галкин.

— Это как? — поразилась Маша. — Чего ты врешь, Гал­кин?

— Ни капли не вру. Не могу музыку слушать больше, чем пять минут. Потому что я ее тут же запоминаю — дословно. И она у меня начинает в голове играть целый день. Даже го­лова болит. Поэтому я избегаю, не слушаю. У меня в вагоне даже радиоточка только для объявлений, никакой музыки.

— И пассажиры не жалуются? — спросила Людмила.

— Обычно наоборот, жалуются, когда есть. Люди-то раз­ные, а музыка-то одинаковая. Тыц-тыц, дыц-тыц, — изобра­зил Галкин эту одинаковую музыку.

— Ладно, что там насчет дачи? — спросила Маши, пред­чувствуя драматический поворот сюжета. И не ошиблась.

— Был месяц июнь, когда еще цветут вишни и белые об­лака причудливыми очертаниями наплывают на окрестно­сти, — дала Людмила художественное описание времени и тут же прибавила описание места: — Дача утопала в зе­лени и белизне, и участок, имеющий шесть соток, казался безграничным и заколдованным пространством. В этом пространстве грустно бродила Катя, почесывая руки и на­блюдая, как на них возникает краснота. Ее сын занимался тем, что прятался в кустах, а потом выбегал оттуда и пугал Настю, дочь Ольги и Георгия. Настя убегала, но сын ее на­ходил и опять пугал. Ольга мягко намекнула Кате, что надо следить за поведением сына, но та ответила, что этого урода хоть ругай, хоть бей по голове палкой, ему все равно, поэто­му она терпит и ждет, когда он наконец вырастет и уйдет в армию, а может вообще сядет в тюрьму с такими наклон­ностями. Ольга в тот день была очень занята приготовлени­ем обеда, потому что мать Георгия чувствовала себя плохо и лежала в мансарде, а Катя сказала, что она может помочь, но только испортит, так как всегда все пересаливает, пере­жаривает, путает пропорции и ингредиенты.

— Прямо как я, — кивнула Маша.

— Будучи занятой, Ольга не обратила внимания на то, что вокруг стало тихо, будто жизнь куда-то на время исчезла. За­интригованная, она пошла посмотреть и увидела, что набегав­шиеся и уставшие дети спят в тени на одеяле. А Катя и Геор­гий, который занимался поливом грядок из шланга и был из-за жары полуобнаженным.

— Конкретно! — потребовала уточнить Маша.

— Ну в трусах.

— Так бы и говорила.

— Трусы — грубое слово.

— Почему? — удивилась Маша.

— Ну не знаю. Мне так слышится. В общем, — продолжи­ла Людмила, — они стояли и обнимались.

— Вот зараза! — тут же отреагировала Маша.

— Кто? — уточнил Галкин. Ему было искренне интерес­но, кого Маша считает заразой в данной типовой ситуации.

— Она, кто же еще!

Галкин удовлетворенно хмыкнул.

— Ольга тоже подумала, что виновата Катя, — согласи­лась Людмила. — Это легко проанализировать. Георгий за­нимался поливом и был занят, следовательно, она сама его нашла, сама подошла к нему и, возможно, была инициато­ром. Они не заметили Ольгу, только отпрянули друг от дру­га, услышав шорох, а Ольга бросилась к дому и там, продол­жая готовить обед, лихорадочно обдумывала, как поступить. Она много раз читала и слышала о таких вещах, но впервые оказалась сама в подобной ситуации. Весь день Ольга дела­ла вид, что ничего не произошло. Она смотрела на Георгия и не видела в нем никаких признаков случившегося. В Кате этих признаков было больше, она поглядывала на Георгия, а в машине один раз подмигнула ему через свое отражение в зеркале заднего вида. Несколько дней Ольга раздумыва­ла, а потом решила действовать напрямик. Она встретилась с Катей и сказала ей, что стал свидетельницей ее поступка.